Чарльз Вильямс - Мертвая яхта

Когда мы выехали за ворота порта, она достала пачку сигарет. Я прикурил одну для нее, другую для себя. Она отлично вела машину, хотя, по-моему, слишком долго кружила по всяким проулкам, прежде чем выехать на шоссе, и слишком часто поглядывала в зеркальце заднего вида. Впрочем, на это я мало обращал внимания. Я и сам так поступаю, когда веду машину. Никогда нельзя быть уверенным, что какому-нибудь идиоту не придет в голову вскарабкаться к тебе на задний бампер, точно педерасту.

Наконец мы выбрались на шоссе. Она поудобнее устроилась на сиденье и прибавила газу. Мы плавно неслись по дороге со скоростью 60 миль в час. Это была великолепная машина последней марки. От нечего делать я осмотрел и ее внутреннюю отделку. Ничего не скажешь — высший класс! Ножки у хозяйки были под стать машине. Я с трудом отвел от них глаза и перевел взгляд на летящую под колеса гладкую ленту шоссе.

— Вас зовут Билл Маннинг, верно? — уточнила она. — Случайно, не Уильям Стрейсен Маннинг?

Я мгновенно повернулся к ней.

— Откуда вы знаете?… — Затем я вспомнил: — Ага! Вы читали эту ерунду в газетах?

Несколько дней назад одна из местных газетенок напечатала парочку моих рассказов, этаких "Повествований о Людях с любопытной Судьбой и Моряках с Крепким Характером". В них я рассказывал о том, как мне удалось завоевать пару призов в звездных заплывах нашего яхт-клуба, как я в составе команды-победительницы участвовал в парусных гонках на Бермудах, как служил в отряде морских охотников во время войны. В общем, это была неплохая стряпня из трех или четырех занимательных историй, которые в свое время случались со мной. Написав их, я почувствовал себя чуть ли не Сомерсетом Моэмом с аквалангом.

Она утвердительно кивнула:

— Да, я читала. Значит, вы тот самый Маннинг, который написал эти морские истории? Почему бы вам не написать еще что-нибудь в том же роде?

— Из меня выйдет неважный писатель, — признался я.

Тут мне неожиданно пришло в голову, что я в рассказах не называл своего второго имени. Собственно говоря, я не пользовался им с тех пор, как покинул Новую Англию…

Она внимательно смотрела на дорогу перед машиной.

— Вы женаты? — поинтересовалась она.

— Был, но развелся. Три года назад.

— О! Прошу прощения. Я хочу сказать, что думала…

— Ладно, все в порядке, — буркнул я. Мне не хотелось заводить разговор на эту тему. История была чертовски неприятная, и слава богу, что с этим давно покончено. Тут немалая доля и моей вины, и сознание этого, честно говоря, меня мало утешало.

Катарина и я разошлись во взглядах на мою работу, на мои увлечения морем и писательским трудом и вообще на все. Ей бы хотелось, чтобы я занимался политикой, конторской работой и игрой в гольф. В конце концов мы мирно разделили наше имущество и расстались. Я обучился водолазному делу на флоте во время войны и, когда мы развелись, вернулся к этому занятию. Постепенно перебираясь все дальше и дальше на юг. Если уж вам приходится зарабатывать на жизнь нырянием, то, по крайней мере, лучше делать это в теплой воде.

— Я полагаю, у вас большой опыт в морском деле? — полуутвердительно, полувопросительно произнесла она.

Я кивнул.

— Я вырос на этом. Мой отец был моряком, а я ходил на шлюпке под парусом еще до того, как отправиться в школу. После войны я несколько раз пересекал океан на яхте, а в сорок шестом году мы вдвоем с приятелем обошли весь Карибский архипелаг на старом яле.

— Угу, — задумчиво протянула она, — а с навигацией вы знакомы?

— Да. Хотя, пожалуй, я ее уже порядком позабыл. Давненько ею не занимался.

Я никак не мог отделаться от странного впечатления, будто она прощупывает меня по каким-то своим соображениям. В этом было мало смысла. Что за странный интерес к моим морским делам? Я не видел никакой связи между парусным спортом, морской навигацией и розысками утонувшего ружья в каком-то паршивом озере…

Я заметил, что она ничего не говорила о себе, и сам не расспрашивал. Она постоянно направляла разговор на тему обо мне и уже через час знала обо мне больше, чем я сам, не проявив при этом назойливости и любопытства.

Мы пронеслись через небольшой городок, дремавший возле шоссе под горячим солнцем. В нескольких милях от этого городка моя попутчица свернула на проселочную дорогу, петлявшую по холмам среди хлопковых полей.

Мы миновали пару полуразрушенных ферм, затем посадки хлопчатника стали редеть. С этого места пошла пустынная песчаная местность, поросшая жестким кустарником, и вокруг не было заметно ни малейшего признака человеческого жилья.