Аркадий Карасик - Запоздавшее возмездие или Русская сага

Романов вспомнил горшки Семенчука, но ничего не сказал. Наверняка не по возрасту резвый старикашка реализовывал драгоценности через магазина.

-- Остается самый главный вопрос. Тот самый, ради которого проводил расследование мой дед, из-за которого никак не могла успокоиться Клавдия Ивановна...

-- Можете не продолжать! - гулким, далеко не старческим голосом остановил сыщика Сидякин. - Гибель Семена, да? - он прикрыл глаза ладонью. Будто стеснялся слез. Но Роману показалось, что бывший старшина вовсе не плачет, что его жест - фальшивка. - Можете поверить - не знаю, кто тогда выстрелил, меня по сей день тоже мучают сомнения... Может быть, в азарте схватки с мессерами и я, не желая этого, повел стволом автомата. Может быть кто другой. Один Бог ведает, - он помолчал. - Действительно, я завидовал удачливому Семке, но не до такой степени, чтобы убить его... Разве я похож на убийцу?

Роману захотелось припомнить немощному инвалиду его расправу с другом, с человеком, который помог ему выкарабкаться из неминуемой нищеты. С Федькой Семенчуком. Заставить Сидякина вспомнить Феклу-самогонщицу, которую бывший командир разведвзвода подставил следователям в качестве убийцы. Так ловко и умело, что баба получила десять лет строгача.

Но кто дал право частному детективу копаться в чужой душе и выносить приговор?

-- Вы продолжаете бизнес Федора Семенчука? Попрежнему эксплуатируете нищую братию?

-- Что вы, что вы? - отмахнулся старик. - Давно завязал. Живу на пенсию.

Лукавит бывший ротный старшина! Не на пенсию он живет - на богатства, спрятанные в семи горшках Семенчука. На пенсию не построишь престижный коттедж, не наймешь персональную охрану, не будешь раз"езжать на "линкольне".

-- Бывает...

-- Надежда на милость суда мизерная, больно уж не хочется умирать на тюремных нарах. Это еще одна причина просьбы передать мне записи Николая. Ежели не лукавить - главная. Кажется, я заслужил Божье прощение спасением внучки вечного комбата, теперь остается заслужить ваше...

Банда Ванваныча действует угрозами и насилием, паралитик - слезными просьбами, фальшивым раскаянием. По опыту общения с преступным миром бывший сотрудник уголовки знает - закоренелые убийцы и насильники каются в кровавых своих делах очень и очень редко.

-- Мне не хотелось бы расставаться с бумагами деда, - точно так же, как и при беседе с Ванванычем, завилял Романов. - Единствнная о нем память. Вот разве отдать вам ксерокопии? - нерешительно повторил он.

Как и предполагал сыщик слащавая маска Сидякина исчезла, вместо нее показалась ежели не волчья морда, то нечто на нее похожее.

-- Где гарантия, что вы не передадите в прокуратуру подлиники?

-- Только мое честное слово.

Убийца Семенчука, фактический убийца родного сына, главарь банды в раздумьи покатался по комнате. Доверительная беседа постепенно превращалась в рыночный торг.

-- Признаться, меня ваше предложение не греет, честное слово не успокаивает. Но я понимаю ваши чувства и поэтому вынужден согласиться на копии. Пока согласиться, - многозначительно уточнил он. - Очень уж не хочется применять иные методы воздействия - стар стал для этого. Если вы сдержите данное слово - все будет мирно и гладко.

Старый бандюга прекратил слюнтяйничать, поминутно поминать Бога, каяться во множестве грехов. Угроза применить иные "метода" прозвучала более искренне. Небось, в холле сидят шестерки, ожидают сигнала босса.

-- Слово - кремень, не собираюсь нарушать его. Что касается ваших угроз

- на сволочной своей работе оттучился бояться.

-- Так-то оно так, но все же... Когда получу бумаги?

-- На следующей неделе, - для вида поколебавшись, Романов назвал туманный срок. - Вот только разделаюсь с более срочными делами.

-- Имеете в виду Грача?

-- И его тоже...

* * *

Романов избегал оживленных трасс, больше пользовался пустынными дорогами. И все время контролировал пространство впереди и, особенно, позади. Одновременно размышлял по поводу откровенных признаний старого бандита.

Есть над чем поломать голову.

В первую очередь, кто пустил автоматную очередь в вечного комбата?

Во-вторых, в желании Сидякина замолить многочисленные грехи Роман не очень верил. Тогда зачем он спас внучку своего фронтового командира?

В третьих, непонятный интерес бывшего старшины к бумагам деда. Срок давности давно истек, прокуратура не станет терять дорогое время на расследование давних преступлений. Что же тогда подталкивает хитреца?