Уилл Адамс - Шифр Александра

Огюстен ткнул пальцем в барельефы на стенах:

— А эти — римские.

— Хотите сказать, что я не могу распознать македонскую мозаику?

— Я лишь хочу сказать, что изображения римские.

Ибрагим поднял руки в примирительном жесте.

— А как вам такая версия? Сначала здесь хоронили знатных македонян, а потом, через триста лет, римляне превратили это место в свой некрополь.

— Тогда понятно, откуда взялась лестница, — неохотно признала Елена. — Македонцы предпочитали прямые линии и квадраты. Сооружений в форме спирали у них практически нет.

— И еще им пришлось бы расширять шахту для некрополя, — согласился Огюстен. — Для освещения и вентиляции, доставки тел и подъема камня. Вы, наверное, знаете, что камень они продавали строителям.

— Да, — язвительно ответила Елена, — это я знала. Спасибо.

Гейл уже не слушала, потому что смотрела, запрокинув голову вверх, на светлый кружок неба. Боже, и куда ее только занесло. Когда раскопки жестко ограничены по времени, работать нужно наверняка, риск недопустим. За две недели нужно сфотографировать всю мозаику, всю резьбу и вообще все, потому что потом доступ сюда будет скорее всего закрыт навсегда. Подобного рода артефакты требуют, чтобы с ними работал настоящий профессионал, человек разбирающийся, опытный, умеющий с первого взгляда определить значимость той или иной находки. А еще нужно дорогое оборудование, освещение. Она дернула Елену за рукав, но та, вероятно, догадавшись, о чем может пойти речь, только отмахнулась и проследовала за Мохаммедом во внутренний дворик македонского захоронения, где тусклая желтизна песчаника особенно выделялась рядом с белыми мраморными блоками фасада, четырьмя мраморными ионическими колоннами и проходящим поверху мраморным антаблементом. Они задержались на несколько секунд, любуясь прекрасной работой, и прошли дальше, через бронзовые двери.

— Посмотрите! — Мансур навел луч фонарика на стену. Все подошли поближе. На штукатурке проступала краска, хотя и ужасно выцветшая. В древности изображать на стенах погребений или рядом с ними важные сцены из жизни покойного было обычной, широко распространенной практикой. — Вы сможете это сфотографировать?

— Могу, только не уверена, что из этого получится, — грустно сказала Гейл, остро сознавая свою некомпетентность.

— Сначала их нужно хорошенько помыть, — сказал Огюстен. — И не жалейте воды. Сейчас пигмент едва заметен, но стоит его смочить, и краски мгновенно оживут, как прекрасные цветы после дождя. Вы уж мне поверьте.

— Только будьте поосторожнее с водой, — предупредил Мансур. — И со светом тоже. Штукатурка от тепла может пойти трещинами.

Гейл беспомощно посмотрела на Елену, которая тут же притворилась, что не замечает молящего взгляда, и осветила надпись, сделанную над порталом главного зала.

— «Акил из тридцати трех», — легко перевел Огюстен. Свет вдруг погас, и надпись пропала в темноте — Елена выронила фонарик и выругалась так неожиданно крепко, что Гейл даже удивилась.

Впрочем, надпись тут же появилась снова благодаря фонарику Ибрагима, и Огюстен смог прочитать ее всю.

— «Акил из тридцати трех. Лучший из всех и почитаемый выше многих».

— Это из Гомера, — негромко прокомментировала Гейл, и все повернулись к ней. Она зарделась от смущения. — Из «Илиады».

— Верно, — согласился француз. — По-моему, о каком-то парне по имени Главк.

— Вообще-то имя встречается дважды, — застенчиво добавила Гейл. — В первый раз речь идет о Главке, а во второй — об Ахиллесе.

— Ахиллес, Акил, — кивнул Ибрагим. — Наверное, он был о себе очень высокого мнения. — Все еще разглядывая надпись, он шагнул за Мохаммедом в главный зал, споткнулся и упал на колени. Все засмеялись. Ибрагим неуклюже поднялся, отряхнулся и развел руками.

Между тем Огюстен подошел к прибитому к стене щиту.

— Щит гипастиста. Щитоносца, — объяснил он, видя, что Ибрагим нахмурился. — Что-то вроде спецназа у Александра. Самая боеспособная часть в самой удачливой армии в истории человечества. Может быть, не так уж он и хвастал.

Луч утреннего солнца мягко коснулся щеки. Нокс застонал и повернулся к солнцу спиной, но попытка уснуть не удалась. В комнате было слишком жарко и душно. Он нехотя поднялся, принял душ, перерыл шкаф в поисках одежды, потом отыскал пакетик с кофейными зернами и включил кофеварку. Намазал обнаруженный в кухне круассан маслом и земляничным джемом и с аппетитом съел, расхаживая по квартире в надежде отыскать себе какое-нибудь занятие. Египетское телевидение и в лучших своих проявлениях не спасало от скуки, а смотреть старенький черно-белый телевизор Огюстена было и вовсе невозможно. На книжной полке валялось несколько комиксов да несвежие газеты. Жилище определенно не располагало к приятному времяпрепровождению и предназначалось только для сна. Желательно не в одиночку.