Мэри Кларк - Плач в ночи

— Он сказал, что бывшая жена хочет с ним повидаться, и я показала дорогу. В дате я точно уверена. Он пришел на следующий день после того, как убили собаку моего сына.

На месте свидетеля Клайд Тумис смущался и запинался, но был терпелив и честен:

— Я сказал жене, что у нее есть хорошее зимнее пальто, чтоб носить каждый день. Отругал ее за то, что приняла чужое пальто. Я сам повесил этот малиновый пуховик в шкаф в холле, рядом с кухней, в доме Крюгеров; повесил его в тот же день, как жена явилась в нем домой.

— Миссис Крюгер было известно об этом?

— Знать не знаю, как она могла проглядеть. Шкаф не шибко большой, да и повесил я его рядом с лыжной курткой, в какой она все время ходит.

«Я не заметила», — подумала Дженни, но и сама знала, что, может, просто не обратила внимания.

Эрих тоже давал показания. Вопросы, которые ему задавали, были краткими и почтительными.

— Мистер Крюгер, вы были дома вечером в понедельник, девятого марта?

— Вы сообщали о своих планах провести тот вечер в хижине, занимаясь живописью?

— Вам было известно, что ваша жена поддерживает связь с бывшим мужем?

Эрих словно говорил о незнакомом человеке. Его ответы были отстраненными и беспристрастными, он взвешивал каждое слово.

Сидя в первом ряду, Дженни наблюдала за ним. Он ни разу не встретился с ней взглядом. Эрих, который терпеть не мог даже говорить по телефону; Эрих, который был одним из самых скрытных людей, каких она знала; который отдалился от нее потому, что расстроился из-за звонка Кевина и ее встречи с ним.

Следствие было окончено. В завершение коронер сообщил, что большой синяк на правом виске покойного мог появиться в результате удара во время аварии, либо его могли ударить до этого.

Официальное решение гласило: смерть от утопления.

Но, покидая здание суда, Дженни знала, какой вердикт вынесло общество. В лучшем случае она была женщиной, которая тайно встречалась с бывшим мужем.

В худшем случае она убила его.

В течение трех недель после следствия совместные ужины с Эрихом проходили по одному и тому же шаблону. Он ни разу не заговорил с Дженни напрямую, только с девочками. Обычно он говорил нечто вроде: «Динь-Динь, попроси мамочку передать рулеты». При этом тон его неизменно был теплым и нежным. Уловить напряжение между ними могли бы только чуткие уши.

Уложив девочек в постель и спускаясь вниз, Дженни никогда не знала, застанет ли мужа. Она размышляла о том, куда он уходит. В хижину? К друзьям? Спросить она не осмеливалась. Если он и оставался ночевать в доме, то устраивался в задней спальне, которой так много лет пользовался его отец.

Дженни было не с кем поговорить. Что-то ей подсказывало, что Эрих справится с этим. Бывали моменты, когда она ловила на себе его взгляд, полный такой нежности, что ей приходилось сдерживаться, чтобы не обнять его, умоляя поверить ей.

Она тихо горевала о жизни Кевина, растраченной понапрасну. Сколь многого он мог бы добиться, ведь был так талантлив. Если бы только он держал себя в руках, не путался с женщинами и меньше пил...

Но как ее пальто оказалось в машине?

Однажды вечером, спустившись на первый этаж, Дженни обнаружила Эриха, который потягивал кофе за кухонным столом.

— Дженни, — промолвил Эрих, — нам нужно поговорить.

Она села, пытаясь разобраться, что испытывает - облегчение или беспокойство. Уложив дочерей, она приняла душ и надела ночную сорочку и халат, который подарила Нана. Дженни заметила, как пристально Эрих рассматривает ее.

— Этот оттенок красного идеально подходит к твоим волосам. Темное облако на алом. Символично, не так ли? Как темные секреты «жены, одетой в багряницу» [13] Откровение, 17:4. . Ты поэтому его надела?

Значит, такой будет у них «разговор».

— Я надела его потому, что мне холодно, — ответила Дженни.

— Тебе очень идет. Может, ждешь кого-то?

«Странно, — подумала она. — Даже сейчас мне его все-таки жаль». Вдруг она задалась вопросом: что было хуже для него - смерть Каролины или тот факт, что мать собиралась бросить его?

— Никого я не жду, Эрих. Если не веришь, почему бы тебе не оставаться со мной каждую ночь, чтобы самому убедиться в этом?

Она знала, что ей следовало бы злиться, рвать и метать, но, кроме жалости к Эриху, никаких эмоций в ней не осталось. Он казался таким встревоженным и уязвимым. Когда он расстраивался, то всегда выглядел моложе, почти по-мальчишески.

— Эрих, мне так жаль, что все это произошло. Я понимаю, что люди сплетничают, и понимаю, как это огорчает тебя. Тому, что случилось, у меня нет логических объяснений.