Арнальд Индридасон - Каменный мешок

— Неужели он ничего не заподозрил? — удивился Эрленд.

— Заподозрил под самый конец, да было уже поздно, — сказала Миккелина. — Он ведь врачей боялся, не доверял им. А мама, конечно, и не думала уговаривать его пойти подлечиться.

— А что с этой его фразой, уж они до Дейва доберутся или в этом роде? Что-то из этого вышло?

— Ровным счетом ничего, — ответила Миккелина. — Это он просто так сказал, чтобы маме сделать побольнее. Он же знал, что она его любила.

Миккелина продолжала рассказ дальше, а Эрленд и Элинборг сидели и слушали. Они сообщили ей, что большой скелет, найденный на Пригорке, принадлежит мужчине. Миккелина лишь покачала головой — если бы они не убежали вчера от нее как ошпаренные, не сказав ни слова, она бы сама им все объяснила, чей скелет и что к чему.

Ее заинтересовала судьба маленького скелета. Эрленд спросил, не хочет ли она взглянуть на него, Миккелина отказалась, но добавила:

— Когда вы закончите ваши дела, я бы хотела его забрать. Ей уже давно пора упокоиться в освященной земле.

— Ей? — переспросила Элинборг.

— Да, ей, — был ответ.

Эльзу о вердикте врача — скелет, откопанный на Пригорке, не может принадлежать Сольвейг, невесте Беньямина — выпало извещать Сигурду Оли. Баре те же вести передала по телефону Элинборг.

По дороге к Миккелине Эрленду на мобильный позвонил полковник Хантер. Ему не удалось выяснить, что сталось с рядовым Давидом Уэлчем — в архивах не нашлось ни записей об отправке его на фронт, ни об иных передвижениях. Полковник добавил, что его такой результат не устраивает и он продолжит поиски.

Ранним утром того же дня Эрленд еще раз заглянул в палату к дочери. Состояние ее оставалось прежним. Эрленд просидел у нее пару часов, рассказывая дальше про своего брата, который пропал без вести на пустоши над Ящичным фьордом, [61] Ящичный фьорд ( исл. Eskifjörður) — фьорд и одноименный поселок в Восточных фьордах, назван по горе характерной формы на одном из перевалов в этом регионе. когда Эрленду было десять лет. Они вместе с отцом пошли в горы за овцами, и тут началась непогода. Братья отстали от отца, потерялись, а вскоре один потерял другого. Отец, невредимый, на последнем издыхании добрался до людей и вызвал подмогу. Люди отправились на поиски.

— Меня нашли по чистой случайности, — сказал Эрленд. — Представления не имею, как это так вышло. Повезло. Я только помню, что зарылся в сугроб. И все равно замерз почти насмерть, как вдруг чувствую, кто-то тычет мне чем-то в плечо. Они ходили с палками и протыкали сугробы. И мы больше не могли жить там, зная, что брат навсегда остался на пустоши. Попробовали начать новую жизнь в Рейкьявике. Да что толку…

В этот миг в палату вошел врач. Они поздоровались, поговорили о Еве Линд. Врач повторил то же, что и раньше, — состояние не меняется. Лучше ей не делается, признаков, что вскоре она придет в сознание, тоже нет. Помолчали. Попрощались. Выходя за дверь, врач обернулся и сказал:

— На вашем месте я бы не ждал чуда.

Врач очень удивился, когда Эрленд мрачно улыбнулся ему в ответ.

А теперь Эрленд сидел напротив Миккелины и все думал о дочери, лежащей в палате, и о брате, лежащем неведомо где на пустоши, в снегу, и слова Миккелины доносились до него как далекое эхо.

— Моя мама — не убийца, — сказала она.

Эрленд тряхнул головой и протер глаза.

— Она не собиралась его убивать, — повторила Миккелина. — Она просто хотела спасти ребенка. Очень боялась за его жизнь.

Глянула на Элинборг:

— И Грим не умер. Яд не отправил его на тот свет.

— Но вы сказали, будто бы он ничего не подозревал, а там стало «слишком поздно», — удивилась Элинборг.

— Верно, — кивнула Миккелина. — В итоге он все понял, но было уже поздно.

В тот день Грим с утра до самого вечера провалялся в кровати, изнывая от адской боли, но ближе к ночи ему ни с того ни с сего будто бы полегчало.

Мама тоже чувствовала себя неважно — болел живот, а вечером начались схватки, сначала редкие, потом частые. Рановато, значит, ребенок родится недоношенным. Ну что же теперь. Она знала, что делать дальше, еще бы, родила дома троих детей.

Прежде всего велела мальчикам принести из комнаты одеяло, расстелила его на полу кухни и кинула сверху одеяло из кроватки Миккелины. Затем попросила Симона приготовить чистую простыню и подогреть воды, чтобы омыть ребенка, как только родится.

И легла на прикрытый одеялами пол. Настало время ужинать.

По утрам и вечерам стояла еще кромешная тьма, как обычно зимой, но в ту неделю неожиданно потеплело, пошел дождь — значит, скоро весна. Пока было светло, мама сходила к смородиновым кустам — расчистила землю вокруг них, отломала высохшие ветки. Все приговаривала, какие хорошие осенью будут ягоды, какое вкусное получится варенье. Симон не отставал от нее ни на шаг. Мама попыталась его успокоить, сказала, мол, все будет хорошо.