Арнальд Индридасон - Каменный мешок

Томас был по-прежнему молчалив, но чем короче становились дни, тем чаще Миккелина замечала, что и с младшим братом что-то не так. В первую же ночь Грим выгнал маму из спальни в кровать к Томасу — крошечную, она едва в ней помещалась, — а Томаса забрал к себе. Миккелина не знала, о чем Грим беседует с Томасом, но брат вскоре стал вести себя по-новому. Не хотел находиться с ней в одной комнате, вообще не желал ее видеть и даже Симона перестал к себе подпускать, а ведь братья всегда были лучшими друзьями. Мама пыталась как-то поговорить с Томасом, но тот отшатнулся от нее, повернулся спиной, в ярости топнул ногой и не сказал ни слова.

Однажды Миккелине удалось подслушать брата с отчимом.

— С Симоном что-то не так, — вещал Грим, — он стал какой-то не такой. У него с головой что-то, понимаешь? Чудной он стал, понял меня, сынок? Чудной, как твоя мамаша. Так ты знай держись от него подальше. Смотри, сынок, не делай, как он. А не то тоже станешь чудной, понял?

А однажды Миккелина услышала, как мама говорит с Гримом про ребенка — единственный раз, когда он соизволил выслушать, что она думает по этому поводу. Пузо уже нельзя было не заметить, Грим приказал ей оставить работу на Хуторе Туманного мыса.

— Все, я сказал. Ты бросаешь там работать. Скажешь, мол, нужно заняться семьей.

— Но ты можешь признать ребенка.

Грим заржал.

— Чего тебе стоит?

— Заткни свой поганый рот.

Миккелина заметила, что Симон тоже подслушивает.

— Тебе ничего не стоит заявить, что ребенок твой, — сказала мама таким тоном, словно пыталась с Гримом помириться.

— Даже думать забудь, — буркнул Грим.

— Никто же ничего не знает. И не надо никому ничего знать.

— Поздно, раньше надо было думать. Нытьем ты себе не поможешь. Надо было думать, когда он тебя еб.

— Я ведь могу и отдать ребенка на воспитание, — продолжила она осторожно. — Думаешь, я одна такая, в положении?

— О нет, — усмехнулся Грим, кивая, — все знают, эти янки переебли пол-Исландии! Да что с того? Как была ты блядь, так и осталась. А до других блядей мне дела нет.

— Тебе не нужно его даже видеть. Он родится, когда родится, и я отдам его на воспитание, и тебе не придется с ним жить.

— Все знают, что моя жена — американская подстилка, — сказал Грим. — Все знают, что ты блядовала с янки.

— Это ерунда, никто не знает, — отрезала она. — Никто. Никто не знал про нас с Дейвом.

— Интересно, а я-то как прознал? Ты мне, что ли, рассказала? Безмозглая тварь! Такие вещи не скроешь, люди все узнают.

— Верно, но откуда они узнают, что не ты отец ребенка? Этого-то им никак не узнать.

— А ну закрой рот, — рявкнул Грим. — Закрой рот, а не то…

И так они всю зиму ждали, чем дело кончится, положившись на волю судьбы. Ждали неизбежного и непоправимого.

Все началось с того, что Грим заболел.

Миккелина заглянула Эрленду в глаза:

— В ту зиму она начала давать ему яд.

— Яд? — переспросил Эрленд.

— Она не знала, что ей еще делать.

— И как это происходило?

— Помните историю со Скатертной хижиной [60] Скатертная хижина ( исл. Dύkskot) — двор в Рейкьявике, располагался на современной Западной улице (Vesturgata). Жертва описываемого ниже убийства скончалась 13 ноября 1913 года. История случилась как нельзя вовремя — буквально за две недели до этого вышел в свет первый номер «Утренней газеты» (Morgunblaðið), ставшей вскоре крупнейшей исландской ежедневной газетой. Изображение Скатертной хижины, опубликованное на первой полосе «Утренней газеты» 17 ноября, стало первой в истории исландской прессы газетной иллюстрацией. в Рейкьявике?

— Да, было дело, сестра отравила брата крысиным ядом. В начале века, кажется.

— Мама не собиралась его убивать. Она хотела только, чтобы он заболел и слег. А там она спокойно родит ребенка и спрячет его, а Грим и не заметит, а когда заметит, будет уже поздно. И так она сохранит ребенку жизнь. Женщина из Скатертной хижины собиралась брата убить, целые ложки яда подмешивала ему в кислую сыворотку и не очень-то пряталась, брат это даже видел, только не понял, в чем дело. А поскольку умер он не сразу — крысиный яд действует медленно, — то успел про это рассказать. А сестра заодно подливала ему еще самогона, чтобы забить запах и вкус яда. А как его вскрыли, то нашли в кишечнике фосфор — тогда все крысиные яды были на фосфоре. Мама хорошо знала эту историю, со всеми подробностями — тут ничего удивительного, в Рейкьявике не так часто случаются убийства, газетные статьи про дело Скатертной хижины вся столица учила назубок. Яд она добыла на Туманном мысу. Воровала понемногу и подкладывала ему в еду. Подкладывала совсем по чуть-чуть, чтобы он не заметил непривычного вкуса и запаха, ведь главное было ничем не возбудить подозрений. Поначалу она даже не держала яд дома, а каждый раз, возвращаясь с фермы, приносила щепотку с собой. Но когда совсем отяжелела и работу на хуторе пришлось бросить, принесла домой как-то целую банку и спрятала. Она представления не имела, подействует яд или нет, если его класть мало, и тогда решила подкладывать ему яд в еду каждый день — и спустя некоторое время он таки подействовал. Грим сильно ослабел, стал жаловаться, что у него болит то и это, очень уставал, его тошнило. Перестал ходить на работу. Только лежал в кровати и стонал.