Дональд Уэстлейк - Кто-то мне должен деньги

— Я хочу узнать, куда мне пойти, чтобы получить свои деньги, миссис Маккей.

— А я тут при чем?

— Ну…— Я растерялся. Секунду или две собирался с мыслями и наконец спросил: — А вы не знаете, кто был боссом Томми?

— Кем?

— Миссис Маккей, Томми работал на кого-то. Он был связан с синдикатом или с кем-то еще, он же не сам по себе принимал ставки.

— Не понимаю, о чем вы говорите,— сказала она.

— Может быть, лучше поговорить не по телефону? Слушайте, я не мог бы зайти к вам попозже? Вы будете дома?

— Лучше забудьте об этом,— вдруг сказала она.— Просто забудьте.

— Что вы имеете в виду? Забыть? Это почти тысяча долларов!

Неожиданно в трубке послышался другой голос, мужской. Мужчина спросил:

— Кто говорит?

Полицейский. Конечно же полицейский. Я быстро сказал:

— Я поговорю с миссис Маккей позже,— и повесил трубку. Вот почему она не хотела мне ничего говорить.

Сколько же еще времени пройдет, прежде чем я выясню что-нибудь? Деньги нужно было достать в ближайшие два дня.

Я болтался по дому часов до двух, пока наконец не собрался с силами пойти на работу. По дороге, в вагоне метро, я прочел в «Ньюс» заметку под заголовком: «Букмекер найден убитым в квартире». Там говорилось, что Томми был известным букмекером и прежде неоднократно подвергался арестам. Он был убит тремя выстрелами в спину. Убийца использовал пули «дум-дум»: такая пуля загнута спереди, и, попав в человеческое тело, она разворачивается, поэтому грудь Томми и была так страшно изуродована там, где пули прошли навылет. Еще говорилось, что «тело было обнаружено Честером Конвеем, проживающим по адресу: 169 Плейс, Джамайка, Квинс. Мистер Конвей заявил, что был другом покойного».

Все это вызвало у меня несколько странное чувство. Одно дело — потихоньку играть на скачках, время от времени делая ставку у букмекера, и совсем другое — прочитать о себе в «Дейли ньюс» в связи с убийством буки. Я вдруг показался себе каким-то крутым мафиози и, представив, как мои друзья читают эту газету, почувствовал себя одновременно смущенным и — должен признаться — в глубине души польщенным. Любой из нас мечтает о волнующей тайной жизни, скрытой от чужих глаз, и именно в этом смысл всех историй о Суперменах, и Бэтменах, и Спасателях-одиночках, а тут «Дейли ньюс» совершенно запросто наделяет меня такой жизнью, только упомянув вскользь мое имя. Неожиданно я стал одним из тех парней, которым известны скрытые лазейки, ведущие в заброшенные склады, потайные проходы, открывающиеся прямо в стенах домов, их тех, кто назначает полночные встречи незнакомцам в масках, никогда не называющим своих настоящих имен. Я почувствовал себя совсем не таким, как обычные люди, окружающие меня, читающие в поезде «Ньюс» и не подозревающие, что здесь, среди них, находится тот, о ком они читают, вездесущий Честер Конвей, 169 Плейс, Джамайка, Квинс.

В гараже, по-видимому, никто не читал газеты, или ребята не связали это со мной, или просто не подали виду. Во всяком случае, никто ничего не сказал. Я зашел, отметился на выезд и поехал.

Сначала — к Томми. Как только я отъехал от гаража, тут же повесил табличку «В парк» и направился прямо на Сорок шестую улицу. Полицейских машин перед домом не было, и я припарковался у пожарного гидранта — в Нью-Йорке нет мест для парковки, последнее было ликвидировано в 1948 году, но такси, остановившееся ненадолго у гидранта, как правило, не трогают,— вышел и позвонил, но никто не ответил. Я вернулся в машину и отправился работать.

Я попытал счастья у двух гостиниц и тут же сорвал банк, поймав пассажира до аэропорта Кеннеди. К сожалению, единственное, что я мог сделать после этого,— взять другого пассажира и отправиться обратно в Манхэттен. Так я и поступил, а потом до позднего вечера мотался по городу.

Я еще раз попробовал заехать к Томми около семи — там все еще никого не было — и потом в третий раз, часов в одиннадцать, и опять никого не застал.

Я вернулся в гараж около полуночи, поставил машину и поехал на метро домой. Подошел к дому в начале второго, увидел в окне кухни свет,— отец оставляет его для меня, когда я поздно возвращаюсь,— остановился на крыльце перед дверью, нащупывая в кармане ключи, и тут в спину мне уперлось что-то твердое. Затем кто-то сказал очень мягким, вкрадчивым голосом:

— Только веди себя прилично.

Я вел себя прилично. Я остался стоять там, где стоял, лицом к двери, которая находилась в футе от моего носа, и твердый предмет перестал давить мне на спину. Затем чьи-то руки быстро обшарили меня, а потом тот же голос произнес: