Аркадий Адамов - Петля (Инспектор Лосев - 2)

Жилкин в ответ задумчиво пожимает плечами.

- А кто его, Ваську-то, знает? Может, и ходит. Поди его попробуй проверь. Он тебе проверит.

- Ну хорошо. Значит, в доме семнадцать вы во многих квартирах бывали, так, что ли?

- Ясное дело, во многих. Всюду течет, всюду, как есть, засоряется. Хозяйство наше такое, система, значит. За ней глаз нужон, я скажу, а это деньги стоит для правительства. Ну, и...

Я, однако, прерываю его государственные размышления.

- Вы Полину Ивановну, старушку из четвертой квартиры, помните, наверное? - спрашиваю я таким тоном, словно она-то его помнит прекрасно, хотя про себя я сейчас досадую, что не догадался спросить Полину Ивановну о Жилкине.

- А всюду их сколько хошь, старушек этих, - небрежно машет рукой Жилкин. - Как днем пойдешь, одни они так и лезут. Нешто всех упомнишь? Как вы сказали, звать-то? Полина Ивановна? Гм...

Жилкин хмурится и сосредоточенно смотрит в потолок, всем видом своим давая понять, как он добросовестно пытается вспомнить это имя.

- Ну да, Полина Ивановна, - подтверждаю я. - С первого этажа. Маленькая такая, припоминаете?

- Вроде бы... - неуверенно произносит наконец Жилкин. - Чтой-то такое, значит, мерещится. У меня, откровенности ради говоря, все сейчас маленько в тумане. Соснуть бы не мешало. - Он зыркает черными глазками в мою сторону и неожиданно предлагает: - Может, я пойду, а? После обеда я у вас как штык буду. Свеженький. Я ведь завсегда так. Меня до обеда лучше не трогай.

- Так у нас дело не пойдет, Жилкин, - говорю я. - Быстрее отвечайте на вопросы, а там, может быть, и соснуть удастся. Полину Ивановну из четвертой квартиры в доме напротив помните или нет?

- Ну, помню, помню, - сварливо отвечает Жилкин. - Холера старая. За каждый гривенник торгуется. А у самой кажинный день засор. Спокою от нее нет.

- А еще кто там живет, в той квартире?

- Да живут... - вздыхает Жилкин. - Только завсегда они, значит, на работе. А так, конечно, живут. Чего им...

- И ни разу вы с ними не встречались?

- Ну, почему же это так - ни разу? - как будто даже обижается Жилкин. Одной там даже заграничный замок врезал. Только ей мало показалось.

- Это как понимать? - спрашиваю я, с трудом сдерживаясь, чтобы не улыбнуться.

- А вот так и понимать. Велела, значит, еще висячий повесить. То есть, значит, петли под него врезать. Ну, и за все, понимаешь, дыней расплатилась. "Ты, говорит, ее продай. У тебя ее с руками схватают. Она не наша, она, говорит, с Ташкента". Ну, я и снес. Верно, дали неплохо. На две... этих... хватило. Извиняюсь, конечно.

Я догадываюсь, что речь идет о второй Вериной соседке, работающей на железной дороге. Но на всякий случай спрашиваю:

- Где же она работает?

- А с бригадой поездной мотается туды-сюды, значит. Очень даже самостоятельная баба... и!..

Жилкин неожиданно громко икает, все его тщедушное тело сотрясается, и он чуть не сваливается с краешка стула. Взмахнув руками и вновь утвердившись в этом зыбком положении, он сердито бурчит:

- Ух, берет. Определенно соснуть надо...

- Уже скоро, - подбадриваю я его. - Так вы говорите, самостоятельная она женщина?

- А то! Другой раз спросила, продал я ту дыню али нет. Сколько дали. И, значит, еще мне две сунула, на продажу, - довольно толково поясняет Жилкин и с горечью заключает: - Моя б такая была, и-их... бонба, а не женщина, я так скажу. Усе разорвать может.

При этом он энергично взмахивает руками и снова чуть не сваливается с кончика стула, на котором только что с таким трудом утвердился. Я сознательно не предлагаю ему сесть поудобнее, опасаясь, как бы он тут у меня не уснул, а рискованное положение, которое он сам же избрал, заставляет его не терять бдительности.

Мне кажется, что сам Жилкин непосредственно в преступлении не замешан, он, скорей всего, не грабил комнату Веры и тем более не участвовал в убийстве. Но где-то рядом с этими событиями он все-таки находится. Ведь принимает же он всякие поручения. Вот о дынях он рассказал весьма охотно. Интересно, не расскажет ли он так же охотно и о костюме, с которым его задержали, и о тех, кто поручил ему этот костюм продать.

- Так, насчет дынь ясно, - говорю я и небрежно спрашиваю: - Ну, а костюм за сколько велела продать?

- Чего?.. - словно не расслышав, переспрашивает Жилкин и, деликатно прикрыв рот, снова икает, на этот раз, правда, не так болезненно. - Чего говорите?..

Я все так же небрежно повторяю вопрос.

Жилкин скребет свалявшиеся темные волосы на затылке и неуверенно говорит:

- Вот уж... ей-богу... чтой-то запамятовал. Это уж со мной завсегда так. Как с рельс сошел, все из головы вон.