Аркадий Адамов - Петля (Инспектор Лосев - 2)

- Слушайте, - говорит она, проводя рукой по лбу. - А ведь я кое-что вспомнила. Как-то вечером я сидела у Веры, и вдруг ее позвали к телефону. Звонила какая-то Елизавета Михайловна. И Верка моя чуть не плача ей говорит: "Ну откуда я могу знать? Вы же видите, я дома... Да никогда этого не было... Ну и выясняйте на здоровье. А меня оставьте в покое". И еще что-то в этом роде. И вернулась расстроенная, конечно. И, по своему обыкновению, ничего не желает рассказывать. Вы когда-нибудь видели такую женщину, которая лучшей подруге ничего не рассказывает? Я ей в шутку говорю: "Что, чужих мужей крадешь? Давай, давай, не теряйся". А она с таким испугом на меня взглянула, будто и в самом деле чужого мужа украла. О господи! Вот вспомнила и расстроилась.

- Так вы ничего больше и не узнали?

- Так и не узнала. А весь вечер приставала. Интересно же, Верке вдруг чья-то жена сцену закатывает.

Вскоре мы с Катей прощаемся.

Но этот телефонный разговор не выходит у меня из головы.

Вечером я рассказываю о нем Вале и Эдику, и в конце концов после немалых раздумий и споров у нас рождается план новой операции.

Дело в том, что Меншутин уезжает в командировку. Причем весьма активно ее добивается. Все это сейчас нам на руку. Если бы он не уезжал, операцию пришлось бы отменить. И это было бы очень досадно.

Нам нужны последние доказательства.

Вернее, последние нужны Эдику. У нас нет и первых.

Эдик же полон азарта и гнева.

- Ты, дорогой, не представляешь до конца социальной опасности Меншутина. Серьезно тебе говорю. Не улыбайся, пожалуйста, - с горячностью объявляет он, сердито блестя своими черными глазами, и начинает загибать пальцы. - Вот, гляди сам, пожалуйста. Разложение государственного аппарата раз. Подрыв доверия к нему со стороны граждан - два. Нравственное калечение людей, всеобщее убеждение, что только обманом, взяткой, обходом закона можно чего-то добиться. Шуточки? - Эдик смотрит на нас с Валей бешеными глазами и, сделав паузу, продолжает: - Или думаете, сотни лет Россию разворовывали и не разворовали, так и сейчас не разворуют?

- Мы именно так и думаем, - серьезно говорит Валя. - По долгу службы.

Но Эдик никак не реагирует на его иронию.

- Что же прикажешь делать, а? Стрелять? - рычит он. - Если больше ничего не действует.

- Только не это, - качаю головой я. - Пока что давай ловить. С поличным. Вот, например, Меншутина. Он едет завтра, это точно?

- Да, - кивает Эдик и нервно закуривает. - У него билет на поезд уже куплен. Отходит в десять тридцать пять.

Я поворачиваюсь к Вале:

- Ты его проводишь. С вокзала звони мне. И я начинаю действовать. Договорились?

Так все на следующий день и происходит.

В положенный час звонит Валя:

- Уехал. Вагон семь. Между прочим, в девятом вагоне едет Жанна.

- Ого! - не выдерживаю я. - Сюрприз.

- Не такой уж и сюрприз, - спокойно, почти равнодушно возражает Валя и добавляет: - Этого следовало ждать. Ну, счастливо.

Последние слова его означают, что теперь очередь действовать мне.

И я берусь за телефон.

А еще через час я сижу за столиком в кафе и с нетерпением поглядываю на часы. Что за причуды назначать деловые свидания в кафе! А впрочем, почему бы и нет? К себе в отдел приглашать эту женщину мне не хотелось. Еще меньше желания у меня было идти домой к ней и снова попадаться на глаза той злобной старухе. Так что, пожалуй, встреча в кафе не такая уж плохая идея.

Но вот наконец с улицы появляется знакомая статная фигура. Сквозь стеклянную дверь я вижу, как Елизавета Михайловна скидывает у гардероба пушистую шубку и оказывается в строгом темном платье с замысловатым кулоном из черненого серебра на груди. Около зеркала она поправляет двумя руками пышную прическу и спокойно, с достоинством проходит в небольшой зал, оглядывает его и направляется в мою сторону.

Я встаю, подвигаю ей стул и заказываю подошедшей официантке кофе и пирожное.

- Извините, Елизавета Михайловна, - говорю я, - что вынужден был вас побеспокоить.

- Пожалуйста.

- И за выбранное место для встречи. Но хотелось...

- Это лучше, чем если бы вы пришли ко мне домой, - сухо перебивает она меня.

- Вот и я так думал. А дело в следующем. Открылись новые обстоятельства, которые требуют уточнений. И в связи с отъездом Станислава Христофоровича мне приходится обратиться к вам.

На узком, бледном лице ее ничего не отражается. Удивительно флегматичная особа.

- Пожалуйста, - вяло говорит она. - Если чем-нибудь могу быть вам полезна.

- Хочу предупредить вас, - продолжаю я. - На всякий случай. Все, что вы мне сейчас скажете, автоматически становится нашей профессиональной тайной, и никто об этом не узнает. В этом мы напоминаем врачей.