Виктор Пронин - Брызги шампанского

Никому не ведомо.

Молоденький лейтенант, конфузясь от свалившейся на него обязанности, ходил по номерам девятнадцатого корпуса и задавал постояльцам одни и те же бестолковые вопросы.

Пришел и ко мне.

Рыжий, в веснушках, видимо, недавно что-то закончил, погоны лейтенантские получил. Ручки тоненькие, голос слабенький, шариковая ручка какого-то застиранного голубоватого цвета, конечно, не писала. Он и дул на нее, и тряс, и матерился вполголоса – ручка оставалась непреклонной.

– Скажите, вы что-нибудь слышали в эту ночь? Я имею в виду, что-нибудь подозрительное? Сами понимаете, под вашими окнами нашли этот... В общем, труп нашли, – он еще не мог легко и свободно произносить это слово. Привыкнет. Насобачится так, что замечать перестанет, как из него будут выскакивать словечки и похлеще.

– Нет, ничего такого я не слышал.

– Крепко спали?

– Крепко. Поддатый был. Мы с приятелем посетили местное отделение стриптиза.

– Что за отделение такое? – удивился он.

– Голых баб показывают. Под музыку. Не совсем, конечно, голых, но так, почти. Они могут и до конца раздеться, но за отдельную плату. Пятьдесят гривен за трусики.

– Что-то дороговатые трусики, – включился лейтенант в разговор более для него приятный.

– Не сами трусики, – пояснил я терпеливо. – Трусики они оставляют себе. И на следующий вечер опять их используют при исполнении обязанностей, в служебных надобностях. А пятьдесят гривен берут за временное снятие трусиков. Чтоб клиент убедился – там у нее, в трусиках, все как у остальных женщин, или что-то необыкновенное, никем доселе не виданное.

– А что, некоторые сомневаются? – усмехнулся лейтенант.

Вопрос мне понравился, я даже посмотрел на рыжего с уважением. В этот момент наша беседа прервалась – кто-то постучал. Не успел я подняться, как дверь открылась и в комнату заглянула Жанна. Тонкой своей, опять я про тонкую руку, так вот тонкой своей загорелой рукой она сделала мне приглашающий жест, дескать, срочное дело, важное слово хочу сказать.

Я вышел на площадку и закрыл за собой дверь, чтобы лейтенант не слышал наших тайн.

– Я сказала ему, что эту ночь мы провели вместе, понимаешь? – прошептала Жанна.

– С кем провели? – не понял я.

– Мы с тобой. Вдвоем. Вместе. В твоем номере. Любовью всю ночь занимались. Он меня допрашивал. Я ему так сказала.

– Зачем?

– Ну... Может быть, тебе это понадобится.

– Ты думаешь, что...

– Не смотри, что он такой тютя-матютя. Это внешнее. Он цепкий, как пиявка.

– Да! – ужаснулся я. – Как же быть?

– Молчи, и все. Ничего не видел, ничего не слышал. Спал с бабой. Баба – вот она. Все подтверждает. И он с носом.

– И ты все это уже сказала ему?

– Да. Все как есть.

– Ну, ладно... Спасибо, конечно. Ты очень меня выручила. Теперь мне с ним будет легче разговаривать. – Я поцеловал ее на ходу в загорелое плечо, подмигнул как можно более благодарно и вернулся в номер. Лейтенант продолжал безуспешную борьбу с ручкой.

– Твоя? – он кивнул на дверь.

– Моя.

– Ничего девочка.

– Она еще лучше, чем это может показаться на первый взгляд, – начал я отрабатывать Жаннину версию.

– Представляю, – сказал лейтенант и покраснел, осознав, какое словцо у него выскочило, что именно он себе представил и кому это говорит. – Извиняюсь, конечно. Здесь познакомились?

– На пляже.

– Она давно в Коктебеле, – медленно проговорил он, глядя в пространство и думая о чем-то своем. – Месяца два, не меньше. И без мужиков. – Лейтенант со значением посмотрел на меня – оценил ли я важность информации.

– Надо же, – промямлил я, не зная, что ответить.

– Ты вот первый.

– Понравился, наверно, – предположил я.

– Может быть, – произнес лейтенант голосом, который никак не соответствовал нашему легкому разговору. – Не исключено, что и понравился. Чего в жизни не бывает, – продолжал он бормотать, глядя в пространство зеленоватыми своими, почти немигающими глазами. – Два месяца она здесь.

– Да, загорела, – я никак не мог понять, о чем мы говорим. – За два месяца можно. С подружками опять же. Не скучно.

– Да, подружки... С подружками хорошо, – бормотал лейтенант, думая о чем-то своем. – Без подружек плохо, с подружками легче... Можно и два месяца, можно и два года, – дальнейшее его бормотание становилось совсем бессмысленным, когда он вдруг произнес четко и внятно, даже с некоторой резкостью: – Менялись вот только подружки. Менялись.

– Это хорошо или плохо?

– А она оставалась.