Виктор Пронин - Брызги шампанского

Пистолет Здор бросил между телами, а сам направился к машине. Подождав, пока мимо пронесутся несколько легковушек, несколько тяжелых грузовых машин, он открыл багажник, вынул канистру, скорее всего она была десятилитровой, и, захлопнув крышку багажника, вернулся в лес. Подойдя к трупам и убедившись, что они перестали дергаться и хрипеть, обшарил карманы, и брючные, и на пиджаках, снял часы, часы тоже могли вывести на след, и забрал документы, кошельки, билеты, особенно билеты, чтобы никто никогда не догадался, откуда они и куда собирались. Все это он ссыпал в заранее приготовленный целлофановый пакет. Свинтив крышку с канистры, Здор щедро полил оба тела, стараясь, чтобы бензин хорошо пропитал одежду, чтобы его достаточно скопилось в волосах. В какой-то миг ему показалось, что кто-то из ребят вздрогнул, зашевелился, и он еще раз полил лицо бензином, стараясь, чтобы наполнились рот, ноздри, уши. Вылив весь бензин, он бросил канистру тут же и, отойдя на несколько шагов, вынул заранее приготовленные спички. Чиркнув о серную поверхность коробка, Здор, не дожидаясь, пока сера разгорится, бросил спичку в сторону тел.

Огонь не просто вспыхнул, он как бы взорвался с жадным гулом. И запылала одежда, запылали волосы, лица, все сразу в одно мгновение было охвачено яростными, нетерпеливыми языками пламени.

Подхватив пакет с документами, Здор шагнул в листву кустарников. Напоследок, прежде чем скрыться в зарослях, оглянулся на секунду-вторую.

– Простите, ребята, – пробормотал он. – Так уж получилось... Сами виноваты. Жадность фраера сгубила.

Выйдя к машине, Здор, не задерживаясь, не глядя по сторонам, сел, включил мотор, сразу набрал скорость и унесся, унесся подальше от этого места, неприятного, какого-то гнетущего места, рядом с которым даже находиться не было никаких сил. Проехав километров десять, он развернулся и помчался в обратную сторону. И сколько ни всматривался в знакомую ему обочину, так и не смог увидеть дыма. Отвратного запаха горелого человеческого мяса тоже не почувствовал. У поворота на Одинцово Здор уже смог неплохо управиться с тормозами, вовремя остановился перед красным светофором, дождался зеленого, с места тронулся без спешки, как это делают люди добропорядочные и законопослушные.

Когда он вошел в кабинет Выговского, то застал там и Мандрыку. Оба сидели в креслах. К Здору не бросились, только головы повернули, только пальцы и у одного, и у второго глубже впились в мягкие подлокотники кресел. И молча, в каком-то оцепенении смотрели на Здора. А он тоже не произносил ни слова, и не потому, что играл в какую-то значительность, у него попросту не было никаких сил, да и вообще все слова казались совершенно излишними. Бросив целлофановый пакет с документами Гриши и Валеры на стол Выговского и уже этим как бы зачислив его в соучастники, Здор наконец сел в кресло.

– Если вы сейчас же, сию минуту не нальете мне стакан текилы, то я... То я умру.

И эти его слова прозвучали как отчет об успешном выполнении опасного задания.

– Ты хочешь сказать... – начал было Выговский и замолчал.

– Да, – сказал Здор.

– Все нормально? – спросил Мандрыка негромко.

– По плану.

– Без накладок?

– Без.

– Там, на обочине, где ты остановился, земля... – И Выговский опять замолчал.

– Щебень, – ответил Здор.

– Это хорошо. Значит, текилы, говоришь?

– Не шампанского же! – воскликнул Здор почти возмущенно.

Он начал приходить в себя.

На Коктебель навалилось бабье лето. Снова наступили тихие, солнечные утра, море сделалось совершенно прозрачным, ушли грозы. Можно было войти в воду по горло и рассмотреть на дне камешки во всех их морских и горных подробностях. А волна все-таки была, почти неслышная, почти невидимая, и нужно было внимательно вслушаться, чтобы уловить ее даже не шелест – шепот. Как это бывает иногда с женщиной, когда слова угадываются не по звукам, а по касанию губ...

Бывает.

Труп Мясистого увезли в Феодосию. Что с ним делать, никто не знал. Документов при теле не обнаружилось, не нашлось и денег, и было даже непонятно, на что этот человек жил. И самое главное – неизвестно, где жил. Всех горничных, вахтеров, администраторов гостиниц и пансионатов чуть ли не строем прогнали мимо Мясистого, но никто его не опознал.

Вывод мог быть только один – где-то снял комнату и там обитал вдали от глаз людских. При его профессии это было грамотное решение. Остановился, к примеру, у какой-нибудь бабули и жил, не оставляя следов. Приехал, уехал, да и был ли он вообще в поселочке с причудливым названием Коктебель?