Андрис Колбергс - Ничего не случилось…

Ималда всегда любила свое возвращение домой — откроешь дверь, войдешь в коридор и тебя обступит все свое, очень близкое. Наверно, так же себя чувствуют звери, когда возвращаются в свои норы, где все надежно, где нет ни опасности, ни хищников, ни охотников с собаками. И хотя Ималда давно потеряла семью, она ведь все равно возвращалась в родной дом. Удивительно, но на сей раз такого чувства она не испытывала. Зажгла газ, поставила на огонь чайник, разделась. Квартира все еще была неуютная, как большой сарай. Да и на душе была какая-то странная пустота. Раньше ее заполняло напряжение предстоящего выступления и бесконечные тренировки.

Она прилегла на кровать, уперлась ногами в стену и принялась их массировать.

Чайник сначала кратко взвизгнул, потом завыл без перерыва, как испортившаяся сирена.

Зазвонил телефон. Телефонистка междугородной спросила, какой номер отвечает, затем сообщила, что вызывает какой-то город, но Ималда не разобрала название.

— Привет, сестренка! — услышала она в трубке голос Алексиса.

— Как хорошо, что ты позвонил! — Ималда от радости чуть не расплакалась.

— Тебе салютует черноморский флот! В замке турецкого султана в твою честь состоялся грандиозный фейерверк… Поздравляю!

— Ты звонишь из Одессы?

— Нет, мы стоим немного в стороне, здесь нет таксофона, потому и пришлось звонить через междугородку… Браво, сестричка, браво! Очень рад за тебя! Что тебе подарить в честь такого важного события?

Пройдет несколько месяцев, прежде чем она вспомнит этот разговор и спросит себя: как Алексис узнал, что я выступала и что выступление прошло успешно?

— Арбуз!

— Записываю — арбуз. А еще?

— Чтобы ты сам его и привез.

— На будущей неделе еще не смогу, а к концу месяца появлюсь обязательно! За арбуз не беспокойся, положу его в холодильник. У нас в порту колоссальный холодильник!

Укротитель потребовал, не откладывая, начать подготовку второго номера. Ималда восприняла приказ как облегчение — снова окунулась в привычную напряженную работу, которая поглощала все ее время, не оставляя ни минуты даже на размышления о быте — все автоматически отодвигалось на будущее.

Однажды после выступления, когда Ималда спустилась по служебной лестнице и вышла к автостоянке, заметила директора Раусу — он отпирал дверцу своей «Волги».

Ималда робко поздоровалась, он приветливо улыбнулся и спросил:

— Вы довольны новой работой?

— Да… — волнуясь, закивала Ималда. Присутствие Романа Романовича всегда сковывало ее, даже как бы парализовало. Может, причина была в том, что директор хотя и свободно вел себя, но был тверд, а порой и строг, а может, потому, что находясь на вершине должностной лестницы, все же не подчеркивал своего положения, а всегда разговаривал дружелюбно. В «Ореанде» не просто уважали Раусу, но по-своему и любили, как любят только справедливых начальников.

По-видимому, ее волнение забавляло Раусу, он весело рассмеялся и открыл дверцу:

— Прошу!

Ималда подчинилась сразу, как подчиняются приказам в армии.

Ни о чем не расспрашивая, Рауса вырулил на улицу. Затем он сказал, что Ималде не обязательно ходить по узкой служебной лестнице, ведь она артистка, стало быть, как и другие артисты, может пользоваться главным входом. Только музыкантам это не разрешалось.

Дорожный знак на углу оповещал, что остановка транспорта запрещена до самого конца квартала, а значит, возле дома Ималды тоже, останавливаться разрешалось только такси и «скорой помощи». Но водителям, хорошо знавшим улицу, неудобств это не доставляло — они въезжали в просторный двор соседнего дома. Именно так и поступил Роман Романович.

— Большое спасибо, что подвезли!

— До свидания, артистка!

Машина развернулась по осенним лужам и уехала.

«Он не спросил, где я живу — он это знал», — промелькнуло у нее в голове.

На следующей неделе, как и обещал, приехал Алексис и привез огромный арбуз. Они разрезали арбуз пополам, одну часть положили в кладовку, другую поставили на середину стола и ложками выгребали мякоть — сиренево-красную, тяжелую и рыхлую, как пропитанный водой снег. Сладкий сок стекал по черенку ложки, пальцы сделались липкими.

Алексис весело рассказывал про свой буксир, про ловлю бычков и разные приключения на берегу. Ималде почему-то не верилось, что оптимизм брата искренний. С лица Алексиса не сходила улыбка, он преувеличенно иронизировал по поводу своего положения, называл себя «морским волком на буксире» — его поведение напоминало улыбчивое состояние депрессии, когда больной все время делает вид, что ему весело, хотя на самом деле очень угнетен.