Бернхард Шлинк - Обман Зельба

— Отчет отправляйте на мое имя, и счет — тоже. Желаю вам успеха, господин Зельб.

Я стоял у окна и ждал посыльного. На Аугустен-анлаге пешеходов увидишь нечасто. Поблизости есть несколько школ, но дети ходят в школу по соседним улицам. Есть несколько контор, маленьких и больших, но те, кто в них работает, ездят на машинах. Я несколько минут наблюдал за женщиной в полицейской форме, которая следила за соблюдением правил парковки. Потом сцена на какое-то время опустела. Следующими в кадре появились два темнокожих господина в светлых костюмах. Они остановились, обменялись оживленными репликами, после чего один сердито пошел вперед, другой последовал за ним с озабоченным лицом. Прошла мимо молодая женщина с детской коляской, пронесся мальчишка со школьным ранцем на спине. Я закурил сигарету.

Посыльный прибыл на мотоцикле. Не выключая зажигания, он передал мне на крыльце большой желтый конверт, попросил расписаться, козырнул по-военному и с грохотом умчался.

Чтобы разложить карту, мне пришлось расчистить стол. Вид у нее был вполне обыкновенный. Маленькие зеленые единицы и двойки, обозначающие хвойные и лиственные леса, западнее обозначенного синим цветом грабена [76] Грабен ( геол. ) — участок земной коры, опущенный относительно окружающей местности по крутым или вертикальным тектоническим разломам. со строевым лесом — несколько коричневых горизонталей, а все пространство разрезано серыми просеками на прямоугольники, пронумерованные числами от одного до сорока. В одиннадцати местах рядом с просеками были красным помечены участки длиной около двух сантиметров и толщиной со спичку. Некоторые из них были выделены ярче других, а над некоторыми, кроме того, стоял вопросительный знак. Это и были места захоронения или предполагаемого захоронения смертоносных газов, оставшихся после Первой мировой войны? На карте не было ни расшифровки условных обозначений, ни надписей — только четырехзначное число, указание масштаба, печать с имперским орлом и свастикой и какая-то неразборчивая подпись.

Я сложил карту. У меня не было сейфа, но в мой шкаф с документами еще никто никогда не пытался залезть. Я положил карту в средний ящик под пистолет-пугач. Интересно, существуют ли копии этой карты? Я допускал, что Лемке сделал для себя копию, которая могла понадобиться ему для подготовки теракта. Может, именно она и навела его на эту мысль. Потому что для других целей копии были малопригодны — как тогда, так и сегодня. Ни один торговец недвижимостью не стал бы за них платить, и ни одна газета ими бы не заинтересовалась.

Потом я долго следил за причудливой игрой тени на полу, которую затеяли солнце и золотые буквы на моей стеклянной двери — длинные-длинные буквы, изящно расходящиеся веером кверху. До вечера мне нечем было заняться. Да и не хотелось ничего делать. Я хотел только одного: довести дело до конца и поскорее его забыть.

Я пообедал в «Розенгартене» телячьим шницелем в лимонном соусе. Побывал в кино на раннем дневном сеансе и посмотрел фильм, в котором сначала она его любит, а он ее нет, потом он ее любит, а она его нет, потом они оба не любят друг друга, а через много лет, после случайной встречи, она наконец любит его, а он ее. Я потел в сауне, плавал, а потом спал в бассейне «Хершельбад» и проснулся оттого, что Пешкалек с Бригитой принесли мне именинный пирог со свечками, который я никак не мог задуть. Они стояли рядом, что-то оба говорили мне и хлопали по плечу. Их руки то и дело соприкасались. Потом я почувствовал, что они держатся за руки, и хотел оглянуться, но не смог: они зажали меня в слесарные тиски.

Я вылез из-под простыни и посмотрел на часы — пора.

Тот ключ я запомнил. Замок мгновенно открылся.

Я осмотрелся. Полтора часа должно было хватить; дольше заставлять ждать Бригиту, которая охотно откликнулась на мое предложение и опять пригласила Пешкалека, я не мог. Я позвонил ей.

— Мне очень жаль, но…

— Ты что, опять задержишься?

— Да.

— Ничего страшного. Ману тоже еще не вернулся. Ты когда придешь?

Напольные часы как раз пробили восемь.

— Сейчас восемь. Думаю, к половине десятого я успею. Ужинайте, не ждите меня. И оставьте мне тоже что-нибудь.

— Обязательно.

В этот день темнеть начало немного позже, чем в прошлый раз. Мне пока еще все было видно. На этот раз я не просто заглянул в ящики письменного стола, а тщательно осмотрел всё в поисках пистолета. После этого я заглянул за каждую папку на полках стеллажа. Потом проверил спальню, прощупал все в шкафу от пуловеров до рубах, носков и белья, перетряс все пиджаки и брюки. Я никак не мог найти его обувь — никаких обувных полок и ящиков нигде не было видно, и на полу они тоже нигде не стояли. Мужчина с одной парой обуви? Нонсенс. Занявшись кроватью и подняв матрац, я обнаружил выдвижной ящик под днищем кровати, а в нем туфли и ботинки в огромном количестве — рассортированные по цвету и начищенные до зеркального блеска. Выдвинуть его полностью, чтобы посмотреть, нет ли чего между ящиком и стеной, было непросто в довольно тесной комнате. Но мне все-таки с грехом пополам удалось сделать это; я заполз под кровать и прощупал стену и пол. Ничего!