Сэм Борн - Последний завет

— Господин аль-Шафи ждет вас. Пожалуйста, проходите.

Оказывается, это была приемная. Мэгги, подхватив свой черный кейс, пошла за одним из охранников, который провел их через внутренние двери в следующую комнату — гораздо более скромную по размерам, настоящий рабочий кабинет. Министр был не один. На диване и на стульях вдоль длинного стола разместились несколько его приближенных. На дальней стене красовался портрет Ясира Арафата, а рядом с ним календарь, иллюстрированный картой Палестины. Художник был явно активистом ООП, так как карта включала в себя не только Западный Берег реки Иордан и Сектор Газа, но также и территорию всего нынешнего Израиля.

Халиль аль-Шафи поднялся из-за стола, чтобы пожать Мэгги руку.

— Мисс Костелло, — на хорошем английском сказал он. — Стало быть, вы решили временно вернуться к работе. Специально ради того, чтобы заглянуть в нашу песочницу и помирить малолетних драчунов, не так ли?

Мэгги не удивилась осведомленности палестинца. Ее предупреждали, что она будет встречаться отнюдь не с дураком. Аль-Шафи просидел в израильской тюрьме более пятнадцати лет. И посадили его не только по обвинению в причастности к терроризму, но и за вполне конкретные убийства. Организация освобождения Палестины подняла его на знамя своей борьбы, и благодаря этому он стал легендарной личностью, символом сопротивления «израильской агрессии». В тюрьме он выучил иврит и английский и на трех языках — ежемесячно — писал воззвания к палестинскому народу, которые распространяла на воле его жена. Тон этих посланий каждый раз бывал разным. В зависимости от ситуации. Иногда он призывал к политическому сплочению, иногда — к оружию. Три месяца назад израильтяне выпустили его из тюрьмы. Мирный процесс только-только начинался…

Сейчас аль-Шафи был неофициальным лидером как минимум половины всех палестинцев — тех, кто поддерживал не ХАМАС, а движение Арафата ФАТХ. [7] ФАТХ — Движение за национальное освобождение Палестины; основано в 1956 г.; исторические лидеры: Ясир Арафат, Садах Халаф, Халиль аль-Вазир, Фарук Каддуми, Махмуд Аббас. Как ни странно, но официального статуса в партии у аль-Шафи не было, но все хорошо знали — без его разрешения там даже чихнуть не решались.

Мэгги пригляделась к нему. Фотографии не могли помочь ей составить о нем цельное впечатление. На них обычно был изображен небритый мужчина с грубыми чертами лица, более смахивавший на бандита, чем на политика. Но тот, что стоял сейчас перед ней, явно хорошо образован и весьма умен.

— Мне дали понять, что игра стоит свеч. Что вы и израильтяне были буквально в шаге от заключения мира.

— В том-то и дело, что были.

— А теперь нет?

— Разумеется, нет. Израильтяне днем ведут с нами дипломатические беседы, а по ночам продолжают нас уничтожать.

— Вы говорите так уверенно, словно не допускаете никаких иных трактовок случившегося. А между тем я слышала, что палестинцы не раз убивали своих соотечественников. По разным поводам.

В глазах его сверкнул гневный огонек, на что Мэгги ответила спокойной улыбкой. Это была чисто профессиональная реакция. Более того, она намеренно добивалась от собеседника вспышки недовольства ее прямотой. Это должно послужить ему намеком на то, что Мэгги не какая-нибудь легкомысленная дурочка, которую можно не принимать во внимание.

— Ни один палестинец не посмел бы поднять руку на героя своего народа, каковым являлся доктор Нури. Плоды его трудов — предмет нашей национальной гордости. С одной стороны. А с другой — удар по гегемонии израильской точки зрения на историю.

Тут Мэгги очень уместно вспомнила, что аль-Шафи защитил в тюрьме докторскую по политологии…

— Все это мне известно. Но кто знает, чем доктор Нури занимался в свободное от основной работы время?

— Поверьте мне на слово: уж кто-кто, а доктор Нури был просто не способен на предательство интересов своего народа.

— Да бросьте. Мы оба с вами хорошо знаем, что он не являлся большим поклонником палестинской администрации, так называемого правительства национального единства, и терпеть не мог движение ХАМАС.

— А вы прекрасно осведомлены о наших делах, мисс Костелло. Ахмад Нури сознавал, что эта власть является единственно возможной на данном этапе. Что это правительство национального единства, способное увлечь за собой самые разные слои нашего народа. И когда ФАТХ создал коалицию с ХАМАС, доктор Нури спокойно принял это.