Сэм Борн - Последний завет

— Вы полагаете, что моему отцу было известно местонахождение таблички?

— Возможно. Не будем забывать, что вашего отца убили почти в то же время, что и моего. Кто-то был уверен, что он в курсе всего.

Мустафа Нури, который до этого не спускал внимательного взгляда с Ури, теперь перевел глаза на Мэгги, словно рассчитывая на то, что она возразит. Но Мэгги лишь кивнула.

— Знаете, — проговорил он, — я никогда не лез в политику. Это была отцовская мания.

— Как мне это знакомо, — немедленно отозвался Ури.

— Мы прочитали всю его электронную почту, перетрясли весь компьютер. И ничего такого не нашли. Автоответчик на его телефоне оказался защищен паролем, но ко всему остальному у нас был доступ. У меня и у его помощницы.

— Вы общались с ним в последние дни его жизни? Может, он намекал вам на какое-то важное открытие?

— Да нет вроде… Собственно, мы и не разговаривали почти — отец был очень занят.

Ури откинулся на спинку кресла-качалки и шумно выдохнул. Мэгги видела, что он уже начал терять надежду. Он слишком многого ждал от этой встречи. Видел в ней их последний шанс.

«Табличку я спрятал. В надежном месте, о существовании которого, помимо меня, знают еще лишь двое — ты и мой брат…»

Мэгги задумалась. До сих пор Шимон Гутман взывал к детской памяти своего сына — все подсказки крылись в прошлом. Ури вспомнил о своей поездке с отцом на Крит, и благодаря этому им удалось отыскать тот островок в виртуальном Женевском озере. Возможно, то же самое требовалось и для разгадки слов о «брате»? Возможно, Шимон Гутман рассчитывал на то, что Ахмад Нури также как следует пороется в своей памяти и отыщет там ключ к разгадке?

— Мустафа… — проговорила Мэгги, мягко накрыв ладонью кисть Ури, давая тем самым понять, что теперь настал ее черед говорить. — Вас не удивило, что ваш отец, как оказалось, тесно сотрудничал с израильтянином?

— И да, и нет, — ответил Нури-младший, хмуро глядя на Мэгги.

— Поясните.

— Видите ли… Разумеется, получив письмо от Ури, я очень удивился. Но потом подумал и понял: да, наши отцы водили знакомство, но в этом, в сущности, не было ничего такого. Скорее я должен был ждать чего-то такого. Отец был экспертом по истории Ближнего Востока. Он знал древние языки, умел читать клинопись. И разумеется, знал иврит. Вы бы поразились, Ури, как много он знает о вашей стране.

— Допускаю. Чтобы успешно бороться с врагом, его надо сначала хорошо изучить, — буркнул Ури, прежде чем Мэгги успела наступить ему на ногу.

— Мы поняли, что он был большим знатоком Израиля, — торопливо проговорила она, надеясь, что Мустафа не обидится на реплику Ури.

Тот не обиделся.

— И эти знания были слишком обширны и актуальны для книжных. Думаю, он много времени проводил в Иерусалиме. Гораздо больше, чем говорил мне. И кто-то должен был знакомить его с городом и историей евреев.

— Логично. Не припомните ли…

— Да, он бывал в туннелях под Харам аль-Шарифом. Мало кто из палестинцев спускался туда. Но отец посещал их, хотя и не афишировал это на каждом углу. Лишь утверждал, что «сионисты пытаются таким образом шпионить за мусульманским кварталом».

— И что он вам рассказывал о впечатлениях?

— Он был в восторге, конечно.

— Еще бы, ведь он прежде всего был ученым, — заметила Мэгги.

— Да, вы правы. Он мечтал побывать в этих туннелях, и когда представился шанс, исполнил свою мечту.

Мэгги вдруг живо представила эту картину: два старика, чьи политические убеждения не просто диаметрально противоположны, а открыто враждебны друг другу — активист сионистского движения и палестинский националист, — держась за руки, гуляют по древним катакомбам в составе туристской группы и видят все то же, что сегодняшним утром видела и она. Возможно ли, что этот парень прав и что Шимон Гутман был гидом Ахмада Нури в туннелях под Храмовой горой? Возможно ли, что Нури отвечал старому еврею тем же и знакомил его с мусульманскими святынями в восточной части города?

В этом случае нет ничего удивительного в том, что Шимон Гутман захотел рассказать о своей фантастической находке именно Ахмаду Нури. В конце концов, кроме них двоих, в этой стране никто не умел читать клинопись и никто не был способен оценить значение таблички по достоинству.

— Мустафа, я знаю, как вам тяжело, но все же попытайтесь покопаться в своей памяти. Было ли какое-то особенное место, о котором упоминал ваш отец? Возможно, о том же самом месте говорил с Ури и Шимон Гутман…