Инна Булгакова - Иначе — смерть!

— Убит.

— Нет, правда?

— Правда.

Лицо девочки оживилось, зарумянилось от волнения.

— Он тоже хотел стать сыщиком, с первого класса. У нас была такая игра: мы за кем-нибудь следили.

— Зачем вы играете в такие игры! — вырвалось у Кати.

— А что, он из-за этого умер?

— Из-за этого.

— Да, мы дружили. До двенадцатого апреля.

— Вы помните тот день?

— Конечно. Это был наш последний день. Глеб пришел в школу после гриппа, мы, как обычно, вместе домой возвращались.

— Он же заходил на работу к матери.

— На минутку за заказом. Его мама после работы куда-то отправлялась… не домой. И предупредила, чтоб он за продуктами зашел.

«Она отправлялась к бабе-яге!» — сообразила Катя.

— Он очень быстро вернулся и сказал, что планы меняются. Мы вечером собирались в кино.

— Куда же он собрался?

— К отцу на работу.

— Зачем?

— Не сказал. Засмеялся злорадно, он вышел какой-то злой.

— Значит, он действительно следил за отцом, а не за убийцей.

— И поэтому очутился на даче?

— Да. Марина, он что-нибудь вам потом рассказывал?.. Ну хоть что-нибудь!

— Ничего. — Лицо ее опять замкнулось. — Я ему позвонила, как только узнала про его папу. Он сказал: «Идите вы все к черту!». И на этом стоял до конца, ни с кем в классе не общался, не разговаривал.

— И вы к нему не подошли?

— Я за ним следила.

— Когда?

— Каждый день после школы провожала, но тайком.

— Зачем вы это делали?

— Он словно омертвел. Все было странно и страшно. Чаще он шел не домой, а на кладбище. И там он меня в последний раз застукал, подошел быстро и сказал: «Не ходи за мной, это наша тайна». Я спросила: «Чья — наша?» — «Мертвых», — он ответил. Больше я его не видела, школа кончилась.

— А как вы узнали про его смерть?

— Клавдия Петровна позвонила, предложила навестить Ирину Васильевну. Вот мы и собрались.

— Вы ведь и на другой день приезжали?

— Я привозила фотографию.

— Какую фотографию?

— С выпускного. Глеба на ней не было, он вообще на вечер не приходил. Но Ирине Васильевне захотелось иметь… ну, как память, наверное.

— Вы с ней сидели в саду?

— Мы заранее договорились, поэтому меня пропустили без формальностей. Она меня уже в саду ждала.

— А во время вашего свидания вы не заметили там ничего подозрительного?

— Нет, я уже следователю говорила.

— Понимаете, ей показалось, будто кто-то в кустах крадется что ли, прячется. Она больная, понимаете.

— Я ничего такого не заметила. Да мы с ней виделись всего одну минуту, я в институт опаздывала.

— Вы учитесь на вечернем?

— На дневном в педагогическом, — Марина задумалась, вспоминая. — Там густые кусты за скамейкой, но мы сидели к ним почти спиной… Может, кто и прятался, я не видела.

— А Ирина Васильевна сказала что-нибудь по этому поводу?

— Да. Она сказала, что чувствует убийцу. Но как-то неконкретно, она глядела на фотографию.

— Вы меня извините, — сказал изумленный Мирошников, — но более бестолковой, — вдруг прищурился, — или изощренной женщины я еще не встречал. Или это фантазии, или… ладно, проведем проверку в аптеке. Но вы! Как вы могли не знать, что у вас хранится один из самых сильных ядов?

— Я не разбирала аптечку после смерти папы. Да если б и разбирала… мне была неизвестна формула цианистого калия. Просто выбросила бы.

— И это был бы для всех нас наилучший выход. Я пока не утверждаю, что вы… — он махнул рукой, — но ваш дом — это какой-то клуб самоубийц. Или убийц. На ваше счастье, нам удалось установить некую связь между Студницкой и Александром Вороновым.

— Правда? Какую связь?

— В ее записной книжке есть телефон Вороновых.

— А вы помните, что листок оттуда валялся под столом на даче… со следами порошка?

— Мы-то все помним. Да, почерк у преступника один, будем надеяться — ее почерк.

— А телефон она сама записала?

— Собственноручно. «Александр Александрович» — и номер. В отличие от вас она даже знала его отчество.

— Господи, как все запутано в этой жизни!

— Сами запутываете, а нам вот приходится… Но просвет наметился. Серьезный просвет. Да, насчет Туркина: учились на одном курсе, но в разных группах. Могли друг друга знать, могли не знать.

— А запись в книжке как-то зашифрована?

— С чего вы взяли?

— Ну, просто… Вы сразу не нашли.

— Наш сотрудник изучал книжку по порядку, от «А» до «Я». Запись сделана на букву «Э».

— «Э»?

— Уж не знаю, для какой конспирации это понадобилось, но факт.