И осторожности.
Чтобы жить, надо быть очень осторожной.
– Марик связался с той секрутуткой с твоей подачи? Или связь была, а ты узнала и решила использовать, а потом и наказать обоих? Ну да, ну да, ты всегда была ревнива к своей собственности. Кстати, убила девицу тоже ты? Взяла ключики у Марика в кармане и… А Марика куда спровадила? Или твой пособничек срочно вызвал, помог отвлечь? Придумал срочное дельце, внимания требующее? Специально, чтоб убивать легче было. Милая, ревность – дурной советчик.
– При чем тут ревность, – с нескрываемым раздражением заметила Сонечка. – Эта дура видела то, чего видеть не должна была. И могла навести на след. Истеричка. А Марик сам виноват.
– Тоже приговорила? Ну-ну, тебе виднее. Так как же было оно?
– И почему я должна тебе рассказывать? – презрение, злость, но Дашка вдруг поняла – расскажет. Расскажет и убьет. А заодно поняла, зачем милейшей Клавдии Антоновне нужна была она, Дарья, бывшая балерина, нынешняя бездельница, человек пустой и звонкий.
Пустоту можно наполнить знанием, пусть даже таковое вызывает приступы тошноты у сосуда.
Свидетель, который останется жив и будет знать все.
– А потому, милая моя деточка, что, если ты не ответишь на мои вопросы, я не стану отвечать на твои. Устраивает обмен? Тебе ведь нужны записи? А мне вот нет. Настолько не нужны, что хоть камин ими растапливай. Не дергайся, не буду. Так, значит, в расход Марика?
– Возможно.
– Не возможно, а точно, по лицу вижу. Надоела игрушка, а просто разойтись жадность не позволяет? Жадность – это порок… за пороки боженька наказывает.
Басовитый смешок и снова скрип, песок между досок. Теперь женщина-Командор прямо над Дашкиной головой. Лишь бы не услышала, лишь бы не заметила…
– Итак, мой драгоценный муженек, твой папочка со компаньонами фирму основал, левую, как вся его жизнь. И что он с нею? Деньги отмывал? Лекарствами приторговывал? Солидной корпорацией прикидывался и даже лабораторию завел? Небось думал и наркотой заняться…
Дышите – не дышите. Лучше «не» – тише. А сейчас нужно очень-очень тихо, пока старуха-сказочница сказку сказывает, глядишь, кто-то и дело сделает.
– Или не думал? Сонечка, говори уже, раз пришла, а то ж я передумаю, а без меня ты черта лысого сумеешь найти бумажки.
– Легальный бизнес. Папа завязывать собрался.
– Ну да, ну да, на пенсию выйти думал.
– Да! Думал. И вышел бы. И не фирма – концерн. Заводы. Контракты на производство патентованных…
– Вот от этого вполне себя избавить можешь. Верю. Контракты и бесконтрактный левачок под красивыми этикетками. Нет-нет, не осуждаю, всяк выживает, как может. Значит, фирма и лаборатория. Взрослый размах. И твой любовничек, которого ты в помощь папеньке пристроила, филиальчик открыл. Что удивляешься, я все про вас знаю. У Жорика «Фармикол», у дружка твоего «Фарма», а ты обоих доишь. Только вот молодежи самостоятельности не хватило, решила кинуть папулю. Почему?
– Тебе не понять, – огрызнулась Сонечка. – Это изобретение. Оно наше было, хотя узнай папа, забрал бы. А там такие перспективы, такие деньги. Если бы удалось… если бы…
– Если бы да кабы, – оборвала Клавдия Антоновна. – Если бы ты и твой любовничек не были такими жадными, то изобретатель ваш в жизни не стал бы бегать.
– Он – сволочь!
– Все сволочи, деточка, все…
– Ты… ты… ты сволочь! – Ядя замерла на пороге, а потом вдруг кинулась, вцепилась Марику в волосы, заколотила руками, завизжала, заревела, громко и трубно. – Сволочь! Сволочь! Сволочь!
Она повторяла это слово с каждым разом громче и неразборчивей, она пыталась дотянуться до лица, а Марик визжал и закрывался, слабо отталкивая.
– Не, Ефимка, – Громов положил руку на локоть, – погоди, пускай… на всякую хитрую задницу, как говорится… а ты хорошо придумал, только не понятно, дальше чего?
– Он сволочь! Он… он сволочь, – это Ядвига сказала уже шепотом, закрыла лицо руками, затряслась в рыданиях. – Я ненавижу! Убейте! Убейте его, пожалуйста! Ефим, ты мне должен… я тебе помогла…
– И я помогу, – пообещал Ефим.
– Поможем-поможем, красна девица, изничтожить ворога лютого, пустить шкуру его на ремни да подвязки, а из вторичных половых признаков брелок для ключей сварганим. – Громов силой усадил Ядвигу за стол, сунул в руки флягу и велел: – Пей. Живая вода. А ты чего очи лупишь, идолище поганое?
Идолище плакало.
Идолище враз забыло и про адвокатов, и про права, и про правила. Идолище кривило рот и шмыгало носом, роняя крупные, неестественного вида слезы, облизывая мягким языком разбитые губы, пуская слюни с кровью, гундося и раскачиваясь из боку в бок.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу