Дей Кин - Каждый может умереть

Он не припоминал, чтобы ему когда-либо доводилось слышать девичью фамилию светловолосой блондинки, но письмо, вероятно, было для нее. Она и ее муж были одной из множества супружеских пар из числа беженцев. Ему нравилась молодая женщина. Ему очень нравилась миссис Мазерик. Его толстое лицо светлело, когда он думал о ней. Хорошенькая, как картинка. Более того, несмотря на легкий акцент, в отличие от некоторых беженцев, которых он знал, она, хотя и провела большую часть детства в различных европейских лагерях для перемещенных лиц, была такой же американкой, как и яблочный пирог.

Глава 2

Закончив одеваться к назначенной на два часа встрече с Джеком Гэмом, Ева открыла раздвижные двери, вышла в маленькое частное патио, примыкавшее к квартире, и подошла к кованым железным перилам, оглядывая город.

Стояла жара, неприятная жара, но смога не было. Она слышала, что в действительно ясный день отсюда можно разглядеть Каталину <����Каталина Санта-Каталина, остров в Калифорнийском заливе.>. Может быть, и так, но она никогда не видела. Перед глазами были похожие на игрушечные группы зданий прибрежные городишки, а за ними простиралась синева океана.

Поближе она разглядела деловой район Беверли-Хиллз, а с другой стороны - высокие белые шпили башен Ла-Бреа, поднимавшихся над Милей Чуда.

Именно это ей и было нужно - чудо. Когда-то она ощущала себя частью всего, что лежало вокруг. Теперь не так. Ева вдруг почувствовала себя чужой здесь. Это началось с тех пор, как мистер Хансон доставил письмо от мисс Хильды Шмидт.

Оба, да поможет ей Господь, руководствовались добрыми побуждениями.

Она опустила взгляд на проспект, удаленный на четыре квартала. Уличное движение было нормальное. Несмотря на жару, тротуары по обе стороны проспекта были полны пешеходами, все они неутомимо двигались к какой-то намеченной цели. Возможно, именно потому, что письмо пробудило, казалось, уже умершие воспоминания, карликовые фигуры на проспекте напомнили ей о мальчике в последнем лагере, в котором она находилась, прежде чем ее перевели в лагерь Ein und Zwanzig <����Двадцать один (нем.)>.

Это было после того, как умерла тетя Гертруда, когда к тревоге добавилось одиночество.

***

- Будь хорошей девочкой, - говорили ей лагерные чиновники. - Имей терпение. Мы делаем все, что в наших силах, стараясь отыскать кого-то из выживших членов твоей семьи.

Будь хорошей. Будь терпеливой. А какой она еще могла быть?

Поскольку Ева уже тогда испытывала неутолимую жажду знаний, поскольку она предпочитала чтение любых книг, которые попадались ей в лагерной библиотеке, игре с куклами или участию в интимных играх, которым предавались другие девочки после занятий в школе, все считали ее немного странной. Даже мальчишки не обращали тогда на нее никакого внимания.

Ева взяла сигарету со столика в комнате и вернулась к перилам.

Потом, внезапно, ее маленькое детское тело начало быстро расти и развиваться. И вот однажды, летним днем, когда ей было одиннадцать и в безлесом лагере стоял зной, такой же палящий, как калифорнийское солнце, светившее на нее сейчас, она принимала холодный душ в опустевшей на время женской умывальной. Именно тогда у нее случилось первое...

Ева глубоко затянулась сигаретой. Слово "приключение" подходило не хуже любого другого.

Она намыливала свой живот и слабый золотистый пушок, предвещавший скорую половую зрелость, когда, подняв взгляд, увидела мальчика, нового мальчика из лагеря, разглядывающего ее через открытое окно.

- А знаешь, детка, - сделал он ей комплимент на немецком. - Ты вроде маленькая и костлявая, но хорошенькая.

Прямо как маленькая светловолосая кукла.

- Danke <����Спасибо (нем.).>, - поблагодарила она его. Потом стыдливо прикрылась руками, ожидая, пока он уйдет.

Но, вместо того чтобы уйти, мальчишка оглянулся через плечо, забрался в окно и подошел к душевой кабинке.

- Очень хорошенькая, - повторил, присматриваясь к ней вблизи.

Ева, насколько помнила, слегка разволновалась, но была скорее польщена, нежели смущена комплиментами и вниманием, впервые оказанным ей с тех пор, как умерла тетя Гертруда.

- Danke, - снова поблагодарила она его.

Потом мальчишка - насколько Ева могла судить, он был лет двенадцати и нервничал и стеснялся почти так же, как она, - взял мыло из ее руки и предложил ей помочь намылиться, и, не зная, как его остановить, она ему позволила. Он намылил ее набухающие груди, маленькие ягодицы и внизу - между бедрами, и настолько возбудился, что выронил мыло, протянул руку вверх, выключил воду и забрался к ней в душевую кабинку.