Марина Серова: Преступление начинается с вешалки

Я решила отправить Гену в другой город.

Со слов некоторых моих знакомых, которым приходилось менять место проживания, мне было известно, с какими трудностями, хлопотами и неудобствами это обычно связано. Иногда одна перемена климата чего стоит, не говоря уже о прочих нюансах, которые все, как один, соответствовали выставленным мной требованиям. Решено, Гене придется переехать. Или… Или мне придется рассказать все Бобе. Именно так.

Кстати, вполне возможно, что мое наказание будет иметь и свою положительную сторону. Ведь навряд ли Гена расстанется с Олей, поэтому если он согласится на переезд, то постарается взять с собой и ее. А как раз для Оли-то это будет скорее хорошо, чем плохо. Действительно, в театре ей уже не работать, а устроиться еще где-то с ее специальностью будет не так-то просто. Такие места, как правило, бывают заняты прочно и надолго. А где-нибудь на новом месте, кто знает, может, как раз и обнаружится какой-нибудь театр, в котором не хватает квалифицированного художника-декоратора.

В общем, все устраивалось как нельзя лучше.

Решение мне понравилось, и, увидев, что часы показывают четверть второго, и в театре как раз закончился обед, я спустилась к машине и поехала навестить свое, теперь уже бывшее место работы.

Машину я снова оставила подальше, ведь для всех, кроме Натальи, я так и оставалась безутешной вдовой без образования, и к театру, как обычно, подошла пешком.

— Ой, Таня, — радостно заулыбалась, увидев меня, Алена и тут же погрустнела. — А ты пгавда увольняешься?

— Правда, Аленушка, правда.

— Как жа-алко, — протянула Алена.

— Мне тоже жалко, но что поделаешь… Рыба ищет где глубже, а человек — где лучше, сама знаешь. Жить-то на что-то надо, а на здешнюю зарплату…

— Да… это — да, — совсем по-взрослому нахмурив бровки, согласилась со мной Алена.

Оля к известию о моем увольнении отнеслась так же безучастно, как относилась она практически ко всему, а Наталья, уже знавшая всю подоплеку дела, ограничилась краткими, не очень искусно сыгранными сожалениями.

Прежде чем начинать разговор с Геной, я решила уладить все формальности со своим увольнением. В этом помогла мне Наталья. Являясь человеком авторитетным, она смогла ускорить сбор подписей на обходной лист и убедила директора подписать мое заявление, не заставляя меня соблюдать разные ненужные формальности, типа обязательной отработки в течение определенного количества времени.

После того как мое увольнение состоялось, я решила обойти всех, с кем на протяжении своей недолгой художественной деятельности более-менее часто общалась, и попрощаться. Больше всех мой уход огорчил Лилю, которая уже привыкла видеть во мне кого-то вроде наперсницы.

Наконец, когда все обязательные ритуалы были завершены, я решила, что пришло время поговорить с Геной.

Во избежание разных неожиданностей и не желая, чтобы меня подслушали так же, как я в свое время нечаянно подслушала разговор двух дам в курилке, я не стала разговаривать с ним в театре. Отозвав Гену в сторонку, я предложила ему выйти на улицу и побеседовать вдали от посторонних глаз и ушей.

— Пойдем, у меня здесь недалеко машина, — сказала я, когда мы вышли с черного хода.

— И даже машина, — как-то невесело усмехнулся Гена. — А уж притворялась… просто сирота казанская.

— Все мы в чем-то притворяемся, — многозначительно произнесла я.

Дойдя до закоулка, где была припаркована машина, я открыла Гене пассажирскую дверь, а сама, как и следует, устроилась на водительском месте.

— Что мне сказать тебе, Гена, — начала я свой монолог. — Если помнишь, я уже сообщала тебе, что расследование мне заказал человек очень серьезный, и если я передам собранные мной материалы в его распоряжение, он от тебя мокрого места не оставит. Помнишь?

— Помню, — угрюмо сказал Гена.

— Ну вот. Однако, выслушав твой рассказ, я пришла к выводу, что в деле есть смягчающие обстоятельства. И это создало серьезные проблемы.

Гена взглянул вопросительно.

— Да, не удивляйся. Я-то еще могу выслушать твои доводы и принять во внимание те или иные нюансы. Но мой заказчик вовсе не склонен засорять свое сознание совершенно ненужными с его точки зрения подробностями. Для него будет ясно одно — ботинки Оксанины смазал ты, значит, именно ты и виновен в ее смерти. И именно как к виновнику всех ее бед он будет к тебе относиться… если я передам ему материалы дела.

По-видимому, Гена уловил истинный смысл этого «если», и теперь во взгляде его, помимо вопроса, читалась еще и надежда.