Алина Егорова - Сапфиры Айседоры Дункан

Мягкое клацанье открываемого замка прозвучало поминальным звоном. У Вени упало сердце. Он метнулся в прихожую и замер за дверью. Каморкин забыл дома сигареты, и это стоило ему жизни. Старик сразу заподозрил неладное, но ничего предпринять не успел – из темноты, как из тумана, выплыл Веня.

Он увидел его глаза: выцветшие, полные безнадеги. Похоже, Каморкина не пугала смерть, он ее почувствовал еще до того, как Веня схватил канделябр. Обреченным взглядом старик будто подсказал убийце, что делать дальше. Вениамин с ужасом смотрел на обмякшее тело, на окровавленную бронзу канделябра и на собственные руки, на которых ему мерещилась кровь. Веня не собирался его убивать, он засветил канделябром в морщинистый лоб старика под гипнозом немигающих глаз бывшего следователя.

Он едва удержался от порыва немедленно вымыть руки. Хотелось тереть их щетками, чтобы смыть содеянное. Мысли в голове Вени стучали колоколами. Среди них отыскалась дельная: скорее убираться отсюда! Прежде чем скрыться, Веня сообразил стереть следы своего пребывания и оставить чужие. Идя за перстнем, он собирался подбросить прихваченную в доме Агнессы зажигалку Обноскова. Она должна была послужить уликой кражи, а теперь, получалось, что и убийства.

Его посетила очередная умная мысль: сделать так, чтобы Обносков не нарвался на труп. Иначе может сорваться задуманная им комбинация: будет понятно, что старик убит еще до прихода Лени. Он явится в квартиру, обшарит ее, наследит и удалится несолоно хлебавши. Труп разумнее всего спрятать в холодильник, чтобы он не обнаружил себя раньше времени специфическим запахом.

Вениамин покидал дом на Заводской походкой пьяного. Он едва различал дорогу. Ноги не слушались, его подташнивало и знобило. Его выдержка закончилась после того, как он запер дверь на самый простой замок – чтобы Лене легче было проникнуть в квартиру, – тенью мелькнул во дворе и оказался на улице.

В его кармане лежал перстень балерины. Тот самый, настоящий, который по праву принадлежал его семье, а значит, и ему. Но сапфиры не радовали, и на душе было мрачно и гнусно, как в самом поганом болоте.

Конца расследования дела Каморкина – Прохоренко не видать. Подозреваемый один – Обносков, но экспертиза утверждала, что действовали разные люди. Леонид запутался во лжи и все отрицал. Сознался бы хоть в одном из убийств, уже бы сделал следствию неоценимую услугу.

На вопрос следователя, пропало ли что-нибудь в квартире Каморкина, его дочь Маргарита Степановна заявила сразу:

– Перстень исчез, старинный, украшенный сапфирами.

– Вот этот? – Денюшкин положил перед ней фотографию, распечатанную с сайта Агнессы.

– Он самый, – подтвердила дама. – Вы его нашли?

– К сожалению, нет. Как он появился у вашего отца?

– Точно сказать не могу. Впервые я увидела его, когда мне было семнадцать лет. Отец подарил его маме на день рождения. Откуда он взял такую дорогую и редкую вещь, я тогда не спрашивала. Позже услышала объяснение, что перстень был куплен по случаю у какого-то иностранца, который не мог его вывезти за границу, а безвозмездно отдавать государству не хотел. Не знаю, правда ли это – с того времени все быльем поросло. В нашей семье не принято было выяснять подробности, да и не требовалось.

– Опять перстень, и снова старинный и уникальный, – прокомментировал Атаманов итог беседы с Денюшкиным. – Кругом одни драгоценности, куда ни плюнь.

Оперативники молчали – слов ни у кого не нашлось. Свидетели противоречили друг другу: одни утверждали, что видели у Оксаны «великолепные сапфиры, излучающие магическую синеву», другие сомневались в их подлинности.

– У Прохоренко фальшивка, – твердил Костров.

– Ну и где она?

На справедливый вопрос шефа Миша ответить не мог. Перстень, что был у Оксаны, нигде обнаружить не удалось.

Костров кое-что накопал в Интернете. На одном из британских сайтов он нашел любопытную информацию. Перстень с роскошными сапфирами существовал. Он был сделан в семнадцатом веке английским ювелиром. Его заказал не кто иной, как сам король Карл Второй для своей возлюбленной.

След перстня терялся в двадцатых годах прошлого столетия. Он был ввезен в Россию и в ней сгинул, растворившись в веренице лихих событий.

Весть о грядущей свадьбе короля Карла Второго и маркизы Макковаль разлетелась мгновенно. Эту новость все дни обсуждали торговки на рыночной площади, о ней говорили молочницы, пастушки, а уж придворным дамам посудачить о предстоящей свадьбе сам бог велел.