Юрий Кларов - Станция назначения - Харьков (Розыск - 2)

Коллегия Наркомпрода УССР сообщала о премиях, установленных ею для волостей, выполнивших продразверстку. Премии поражали поистине королевской щедростью. На каждую душу трудового крестьянского населения волости выдавались 3 фунта соли, 2 фунта керосина, 2 аршина мануфактуры и 5 фунтов подков и гвоздей.

Рядом с этим стендом - другой, посвященный неделе борьбы с бюрократизмом. Здесь в обращении некоего рабочего корреспондента, выступающего под псевдонимом "Трудовая Мозоль", высказывалась мысль о необходимости немедленно очистить коммунистическую партийную среду от всяких бюрократических пережитков, для чего предлагалось ответственных товарищей, замечаемых в бюрократизме, снимать на время со своих постов и направлять рабочими на фабрики и заводы для перевоспитания в пролетарской среде.

Над стендом - броский плакат: "Долой красное дворянство, да здравствуют настоящие коммунисты!"

Мы подошли к ожидавшей нас пролетке, которая стояла неподалеку от того места на Привокзальной площади, где к годовщине Октябрьской революции должен был быть открыт памятник Ленину.

- В уголовный розыск, Л-леонид Борисович? - спросил Сухов.

- Успеем.

- В бандотдел?

- Тоже успеем.

Павел немного растерялся.

- А куда? - озадаченно спросил он.

- А никуда, - сказал я. - Немного проедемся по городу. Давненько здесь не был. Надо же посмотреть. А пока я буду глазеть по сторонам да дышать харьковским воздухом, вы меня введете в курс последних событий.

Павел кивнул кучеру:

- Давай, Ванько, по Екатеринославской, а там поглядим.

- К бирже чи как?

- Можно и к бирже, а можно и "чи как", - объяснил я.

Кучер, молодой, круглолицый, с пушистыми и мягкими, как тополиный пух, усиками, сдвинул свой щегольской картуз с лаковым козырьком сначала на правое ухо, затем - на левое. Видно, в этих несложных на первый взгляд действиях было нечто магическое, полное скрытого смысла, ибо, как только картуз коснулся левого уха, лицо кучера просветлело, и он щелкнул кнутом. Я понял, что формулировка "чи как" его полностью устраивает.

Лошадь шла размашистой иноходью, посверкивая будто вылитыми из серебра подковами.

Весело шелестели по гладкой мостовой дутики. Ветер играл желтыми и красными листьями.

Воздух пах прелью опадающей листвы, густым травянистым настоем скверов и бульваров, сырой свежестью полосатых кавунов и дразнящей сладостью слегка перезревших дынь. Такой воздух можно было выдавать по карточкам к революционным праздникам, включая его в ударный паек. По осьмушке на душу...

Осень двадцатого года в Москве тоже была теплой. Но все же не такой, не харьковской. Да и относились к ней москвичи иначе - с подозрением и страхом. Она представлялась им чем-то вроде вкрадчивого наводчика с бандитского притона на Хитровке или Сухаревке. И одет чисто, и ласков будто, а показался где - жди беды. Большой беды! Октябрь - осень, а за осенью, известно, зима: холод, голод, смерть...

В Харькове же о зиме, похоже, не думали.

Хороша осень! А что за ней будет: чи зима, чи весна - одному богу известно.

Почти на всех улицах города октябрь выглядывал в проломах заборов добродушным чоловиком с запорожскими усами, который продавал, а еще охотнее менял розовое, как мечты юности, свиное сало, яйца и помидоры, или подмигивал прохожим разбитной смазливой жинкой с карими очима в мешком семечек за спиной.

И цены здесь были божеские, не то что на Сухаревке. Лучшие яблоки стоили не дороже ста рублей штука - только что не даром, а за куриное яйцо больше двухсот и не просили.

Разгуливают франтихи со своими кавалерами по Рымарской, в Коммерческом саду - танцы, духовой оркестр, зазывает красочными афишами синематограф...

Что вам еще нужно? Шампанского? Ничего, обойдетесь самогоном. Вон за углом дядька торгует. Выждите, когда поблизости нет милиционера, и пожалуйста!

Павел рассказывал о своем поиске свидетелей убийства Винокурова, об Уварове.

Бывший вице-губернатор и член совета "Алмазного фонда" вел себя, как мелкий и неопытный жулик. Панически барахтаясь в захлестывающих его вопросах, он топил не только Кробуса, который никем и ничем для него не был, но и свою любовницу Ванду Ясинскую. Что же касается Бориса Галицкого, его матери, Винокурова, Олега Мессмера, Елены Эгерт и собственной жены, то тут Уваров и вовсе ве стеснялся.

Во время последнего допроса - Сухов допрашивал его накануне моего приезда в Харьков - Уваров достаточно прозрачно намекал, что Винокурова, видимо, убил и ограбил Жакович. И если его, Уварова, выпустят из тюрьмы и дадут заграничный паспорт, то он постарается помочь Советской власти разыскать ценности "Алмазного фонда".