Валерия Вербинина - Девушка с синими гортензиями

– Узнали что-нибудь существенное? – поинтересовалась баронесса Корф.

Видаль пожал плечами:

– Похоже, Рейнольдс обладал даром внушать к себе только неприязнь. Он был циничен, прямолинеен и крайне злопамятен. Женщины терпели его только за его влияние и потому, что он не был прижимист. А на самом деле его никто не любил. Когда он умер, ни одна живая душа о нем не пожалела.

– О женщинах, пожалуйста, чуть подробнее, – попросила Амалия. – Бывали, к примеру, случаи, чтобы он угрожал кому-нибудь или порывался выкинуть кого-нибудь в окно?

– Лично у меня сложилось впечатление, что пока женщина его интересовала, Рейнольдс обхаживал ее всеми доступными способами и тратил деньги без счета, – ответил Видаль. – А охладев, становился возмутительно груб. Сказать о надоевшей жене при всех «старуха» или «мерзкая потаскуха» было для него обычным делом. Между прочим, он и о собственной матери выражался ничуть не лучше.

– Слова нас сейчас не интересуют, – отмахнулась Амалия. – Там было что-то помимо словесной грубости или нет?

Видаль вздохнул.

– Если честно, мне кажется, что женщины вертели им как хотели, – наконец признался он. – Пока, разумеется, он был увлечен. И те, которые его знали, не жалуются, что любовник поднимал на них руку или что-то в таком роде. Но, в сущности, это ведь ничего не доказывает. Он мог убить жену, когда был пьян и не соображал, что делает.

– Полагаю, мне пока хватит того, что вы узнали о Рейнольдсе, – усмехнулась баронесса. – А вот с жертвой все обстоит иначе, и тут, наверное, я сама буду говорить с теми, кто ее знал.

– Мы займемся этим сегодня? – на всякий случай уточнил журналист. – У нас же есть еще множество свидетелей, которых мы не успели опросить.

– Сначала надо посмотреть, что ответили на мою телеграмму, посланную в Бордо, – сказала Амалия.

– Вы посылали телеграмму?

– Да, вчера, когда вернулась из монастыря. Меня интересует, когда мы сможем встретиться с Аленом Жерфо, бывшим рулевым на «Любимой».

– Можно вопрос? – прищурился Видаль. – Почему мы начали именно с матросов, а не с гостей? Куда проще поймать Шарля Мориса в «Ренессансе» или Ролана Буайе в его апартаментах возле парка Монсо.

– Мы начали с матросов по той же причине, по которой дом строят с фундамента, а не с крыши, – наставительно ответила Амалия. – Никогда не стоит недооценивать зоркость людей, которые работают на вас за деньги. Вы-то по наивности считаете, что они ничего не видят, а на самом деле все не так. Кроме того, не забывайте: если для матросов случившееся было волнующим событием, то для всех остальных являлось… скандалом, о котором некоторые участники его почти наверняка хотели бы забыть. Так вот, чтобы им не вздумалось давать нам ответы в духе «ничего не знаю, ничего не видел, спал всю ночь как убитый», мы сначала побеседуем с матросами и выясним, кто где находился и чем был занят. После чего нам будет гораздо легче разговорить гостей «Любимой».

Баронесса прервала разговор и прочитала текст только что полученной телеграммы.

– Все ясно, – кивнула затем она, – Жерфо завтра возвращается из плавания, значит, завтра мы и отправимся в Бордо. Пока у нас есть день, чтобы поближе познакомиться с Женевьевой Лантельм. Я уже знаю, что она была красива и вовсе не глупа, но этого все-таки мало, чтобы понять ее характер.

– С чего вы взяли, что актриса была не глупа? – проворчал журналист, исподлобья глядя на собеседницу.

– Хотя бы с того, что она хотела, чтобы ее рисовал Ренуар, а не ла Гандара [15], – ответила Амалия, и в ее глазах сверкнули золотые искры.

Видаль вздохнул:

– Не обессудьте, но на вашем месте я бы все-таки занялся опросом непосредственных свидетелей. Какая разница, в конце концов, какой у Женевьевы Лантельм был характер?

– Потому что ее гибель пока выглядит абсолютно нелогичной, и точно так же она воспринималась в 1911 году, – ответила Амалия. – Мы должны понять, что именно привело ее к такому концу.

– Что ж, – хмыкнул Видаль, – если следовать вашей теории, мы, наверное, должны начать с горничной.

– А почему бы нет? – откликнулась баронесса.

…Горничной Виктуар было на вид лет пятьдесят. Видаль окинул ее взглядом. Лицо любезное, но носящее отпечаток той специфической замкнутости, которая присуща только слугам, имеющим большой опыт работы с самыми разными господами. Наверняка женщина расторопна, всегда вежлива и никогда, что бы ни случилось, не выдает своих чувств, подумал журналист. Если о ком-то можно сказать «горничная, внушающая доверие», так именно о ней.