Александр Бушков - Антиквар

— Ясно, что ночевать они там не будут, — сказал Смолин. — Рано или поздно уйдут. Короче говоря… Кузьмич, ты у нас будешь бдительный сосед, вредный пенсионер, который просто не может не поинтересоваться, что это ночной порой в машину грузят. Усёк?

— А чего тут не усечь…

— В общем, подойдёшь первым и наедешь на них со всей возможной вредностью. Только, я тебя умоляю, если они что-то такое достанут, не геройствуй, а падай, мы будем за спиной…

— Знал бы ты, Василий Яковлевич, в каких переделках бывали, — с достоинством изрёк Кузьмич.

— Всё равно, — сказал Смолин. — Если появится нечто стреляющее — не искушай судьбу… Мы их в таком случае будем крутить с особенной заботой… Шварц, а Вадик что, так и не объявился?

— Мобильник отключён напрочь, пропал…

— Ну, дело житейское, — сказал Смолин. — Оттягивается где-нибудь, декадент… Итак, если… Опа!

Свет в одной из комнат погас — а почти сразу же и в другой.

— Быстро! — приказал Смолин, спрыгивая с подоконника. — Они уходят, бля буду, уходят…

Он первым выскочил из барака и быстрыми шагами направился к подъезду. Спохватившись, пропустил вперёд Кузьмича, схватил за локоть бульдозером прущего Шварца. Кузьмич, обогнав их — он был всё в той же гимнастёрке, галифе и начищенных до блеска сапогах, — одним махом оказался возле машины, к которой уже преспокойно подходила Дашенька в компании двух парней (все трое нагруженные толстенными свёртками, в которых моментально угадывались свёрнутые полотна), заступил дорогу честной компании и командирским голосом, источавшим как железо, так и яд, рявкнул:

— Па-астаим, молодые люди! Что это вы тут на ночь глядя перетаскиваете?

Смолин успел прикинуть: всех картин они за одну ходку не смогли бы прихватить, наверняка собирались возвращаться ещё раз, то-то свет в кухне остался — там, надо полагать, и остальное дожидается, столь же тщательно свёрнутое, ну, тем лучше, улики налицо…

Он достал из кармана брелок, парный к тому, что оставил Фаине, нажал кнопочку и убедился по миганию красного огонька, что штучка работает. Тем временем произошло то, чего и следовало ожидать: тот, у которого оба уха остались здоровёхонькими, даже не замедляя шага, ленивым голосом посоветовал Кузьмичу убираться по семиэтажному адресу — и хладнокровно двинулся к машине.

— Нет, вы постойте, гражданин! — ухватил его Кузьмич за локоть.

Парень высвободился сильным рывком и процедил:

— Ты что, старый, давно мордой об забор не прикладывался?

Самое время было вступать в игру. Смолин быстро сделал четыре шага, непреклонно отодвинул в сторону разохотившегося Кузьмича, явно намеренного продолжать склоку не игры ради, а по велению души. Сказал с расстановочкой:

— Нехорошо, ребятки, оскорблять такими словами заслуженного человека… Нехорошо…

Дашенька, узнавшая его моментально, издала нечто вроде испуганного писка. Парнишки реагировали гораздо более шустро, оба отпустили свёртки, упавшие на асфальт, собрались было что-то предпринять…

Используя преимущество в пару секунд, Смолин кулаком влепил доброму знакомому аккурат по прикрывавшей ухо повязке — что есть мочи и качественно, так что раздался чрезвычайно болезненный вопль. Тогда Смолин с большим удовольствием пнул ценителя прекрасного пониже пупа, но повыше причиндалов и, когда тот согнулся, добавил кулаком по макушке. Второй тоже не успел рыпнуться: за спиной у него возник Фельдмаршал, пнул в сгиб колена и сложенными ладонями врезал по затылку, так что обормот головой вперёд улетел в кусты, в каковых и увяз с превеликим треском.

За спиной уже скрипели тормоза, и Смолин, спокойно обернувшись, узрел, как из размалёванного соответствующими надписями и эмблемами «жигуля» выскакивают доблестные частные охраннички, на совесть экипированные и вооружённые. Показав им безоружные руки, он произнёс внятно:

— Всё в порядке, ребята, это я вас вызывал, объект шестнадцать тире семь, на гражданочку Бедрыгину оформленный…

Вся его команда, включая Кузьмича, тоже вела себя чрезвычайно примерно и законопослушно: стояли смирнёхонько — как, впрочем, и Дашенька, настолько ошеломлённая калейдоскопической сменой эпизодов, что замерла на бетонной приступочке подъезда с двумя толстенными рулонами под мышками. В кустах всё ещё ворочался, пытаясь оттуда выбраться, ударенный Фельдмаршалом — а тот, которого приласкал Смолин, так и сидел на корточках, согнувшись в три погибели и издавая непритворные стоны.