Татьяна Полякова - Трижды до восхода солнца

— Потому что, даже если мы соберем все доказательства, нам никто не поверит. И в народе еще долго будут ходить легенды об отважной журналистке и ее верном муже, которых уморили проклятые коррупционеры.

— Людям нужны идеалы, — пожала я плечами.

— А мне нужны доказательства и отличные показатели в конце месяца. О том, что знаешь, помалкивай и Берсеньеву своему скажи, чтоб рта не открывал. Достаточно того, что это знаю я. А остальным без надобности. И дай, в конце концов, нам возможность нормально работать.

Он махнул рукой и пошел к подъезду, а я с чувством выполненного долга, к которому примешивалось подозрение, что людям жизнь я все-таки порчу, отправилась домой.

Переложив все заботы на плечи бывшего, мне следовало успокоиться, но не тут-то было. Спокойствием даже не пахло, мало того, вновь навалилась тоска, и квартира, встретившая меня гулкой тишиной, показалась чужой и неприютной.

Я прошла на балкон, прихватив из шкафа в кухне сигареты, устроилась на пластмассовом стуле и, опершись на перила, стала разглядывать двор. Соседки совершали обычную прогулку, заметив меня, одна из них крикнула:

— Фенька, как дела у сестры?

— Отлично. Скоро ее выпишут из больницы, и она всех пересажает.

— Правильно, а то взяли моду в людей стрелять. Передай ей привет.

— Непременно.

Соседки, удовлетворенные нашей беседой, направилась в сторону гаражей, а я обратила внимание на черный джип, который пристроился за деревьями. Транспортные средства всех соседей были мне хорошо известны. Даже моя «Ауди» на их фоне выглядела экзотическим цветком, а джипы здесь вообще не приживались. Хотя времена, бывает, и меняются.

Я разглядывала джип со все возрастающим чувством, что оттуда разглядывают меня. Может, так и было. То ли враги стали солидней и сменили «Жигули» на джип, то ли это охрана, на которую намекал Берсеньев.

Минут пять я всерьез подумывала спуститься и спросить хозяина джипа, если он, конечно, там, что ему понадобилось в моем дворе. Но мысль не увлекла. Я продолжала сидеть, одну сигарету сменяла другая, пачка опустела, а я, успев продрогнуть до костей, вернулась в комнату и, как была в пальто, завалилась на диван.

На следующий день на работу я не пошла, потому что была суббота, хотя Агатка, безусловно, оценила бы мой трудовой порыв. Набрала воды в ванну и отмокала часа два, вода успела остыть, а я покрыться мурашками.

Когда я готовила себе кофе, позвонил Ломакин. Разговаривать с ним совсем не хотелось, впрочем, если честно, ни с кем не хотелось, и я буркнула:

— Я занята. Важное совещание, у меня Кремль на проводе.

Димка, не сказав ни слова, отключился, и я смогла спокойно выпить кофе. А потом поехала к сестрице, заподозрив, что сидение дома для меня добром не кончится.

Агатка, услышав о моем вчерашнем разговоре с бывшим, начала приставать с вопросами и, удовлетворив свое любопытство, выразила сожаление, что в этот раз никто не ударил меня по голове. Сломал бы себе руку, а мне вернул здравый смысл. Потом мы немного погадали, смогут менты заполучить необходимые доказательства или злодеям удастся выйти сухими из воды. Я на шестьдесят процентов была уверена, что ментам не повезет, Агатка стала возражать, и процент уверенности поднялся до восьмидесяти, что говорило о моей крайней несговорчивости в тот день и общем пессимистическом настрое.

Доведя сестру до белого каления, я отправилась домой, потому что больше было некуда. На самом-то деле просто не хотелось видеть себе подобных. Такое случается поздней осенью, когда зверушек клонит в сон, а бесполезных для мира созданий, вроде меня, в депрессняк.

На моей кухне сидел Ломакин, вертел пустую чашку в руках и улыбался.

— Выпить кофе можно в другом месте, — заметила я.

— Что-то ты с утра очень нервничаешь, — хмыкнул он.

— Я оплот спокойствия в мире хаоса.

— Да? Ну-ну.

Я сбросила пальто и устроилась напротив, улыбка его стала шире, он продолжал с любопытством меня разглядывать, а я сказала:

— У тебя такая физиономия, точно ты пришел сообщить, что мне присудили Нобелевскую премию.

— Зачем тебе премия? Ты и так огребешь бабла немерено.

Подобное заявление скорее насторожило, чем удивило, но я спросила с усмешкой:

— Куда мне следует отправиться с большой лопатой?

— Сиди дома. Поднесут на блюдечке с голубой каймой.

— Кто поднесет? — убирая с лица ухмылку, спросила я.

Димка засмеялся.

— Стас. Или ты побаиваешься, что делиться парень не намерен, вот и психуешь с утра?