Виктория Угрюмова - Стеклянный ключ

— Не пропускай ничего важного, — укорила ее Татьяна. — Ты должна непременно упомянуть, что туфли у тебя были из обезьяньей кожи и их шил сапожник Косиора. И каблучок у них был сорокавосьмигранный.

Антонина Владимировна посмотрела на нее, как смотрит мать на драгоценное дитя, требующее, чтобы она в трехсотый раз прочитала ему сказку про репку. Закурила. В глубине ее прозрачных, удивительных глаз пробегали тени воспоминаний.

— Тогда у меня были по-настоящему синие глаза, — сказала она с ноткой сожаления.

— У тебя и сейчас они синие-синие. Как море.

— Нет, — покачала головой Нита, — сейчас они выцвели. Я думаю, что непролитые слезы выжигают страшнее, чем горькие потоки пролитых. Но тогда о слезах и речи быть не могло. Мне было чуть больше двадцати пяти, я только что развелась с Виктором, и он просиживал у Шуры целыми днями, пытаясь меня вернуть. А я бродила как в тумане. Влад сделал мне предложение, я его приняла, и мы обручились прямо на улице, около бывшего «Максима». Представляешь, синее платье, сапфировое кольцо и огромный букет палевых роз?

— И синие счастливые глаза.

И этот вечер Андрей проводил дома, постепенно наполняясь ужасом: неужели ему теперь предстоят только такие часы и минуты — нелепые, пустые, утомительные? На кухне хлопотала довольная Марина. Она что-то напевала себе под нос, и это раздражало его с каждой минутой все сильнее. Он уже выслушал ее точку зрения на последние политические события: «Нам-то какое дело до этой нудьги? Ты же не премьер-министр, а по второму каналу идет хороший бразильский сериал…»; затем его принудительно посвятили в семейные секреты общих знакомых, до которых Трояновскому не было ровным счетом никакого дела; а сейчас все шло к семейному счастливому ужину. И при мысли об этом волосы на голове молодого человека вставали дыбом. Он потянулся к телефону, но рука его зависла в воздухе. А что он ей скажет?

Марина изучала яркий пакет с замороженными овощами и, шевеля губами, постигала секреты их приготовления. Несколько банок и нераспечатанных коробок ждали своего часа на кухонном столике.

— Андрюша! — крикнула она в приоткрытую дверь. — Что ты хочешь на ужин — творожный тортик или мексиканскую смесь?

— Все равно, — ответил Трояновский.

— Андрюша, — протянула она недовольно, — ну скажи, я же хочу доставить тебе удовольствие.

— Дорогая, — раздраженно откликнулся Андрей, — мне абсолютно все равно, какую банку ты ловко откроешь консервным ножом.

— Давай я сделаю салатик.

— Знаешь, — не выдержал он, вспоминая восхитительный аромат домашних булочек с начинкой из вишни и абрикоса, которыми так недавно угощала его Тото, — салатики твои полуфабрикатные мне надоели хуже горькой редьки.

— Почему ты все время хочешь со мной поругаться? Ты выживаешь меня из дому, да? — плаксиво спросила Марина.

— Да нет, нет, прости, — спохватился он — ей ведь нельзя волноваться. — Правда, мне абсолютно все равно. Я не очень-то и голоден. Делай что хочешь.

— Тогда я быстренько сделаю твой любимый салатик, — тут же повеселела подруга.

Андрей выразительно округлил глаза. Какую-то минуту он сидел неподвижно, пока тоска и душевная боль не стали уж вовсе невыносимыми и ему не захотелось распахнуть окно и вышагнуть вниз. Тогда он набрал нужный номер, но когда прозвучал третий или четвертый гудок, быстро повесил трубку. Он безумно хотел услышать голос Татьяны, но совершенно не представлял, что дальше.

— Андрюша, — спросила бдительная Марина, — а кому ты звонил?

— Это очень существенно? — сухо уточнил он.

— Снова этой, да?

Андрей появился на пороге кухни и внимательно разглядел свою подругу. Произнес раздельно, буквально по слогам:

— Дорогая, тебе-то какая разница?

— Мне-то как раз большая, — огрызнулась она, но тут же примирительно добавила: — А хочешь, я сейчас позвоню и закажу пиццу? Ужасно захотелось пиццы с помидорчиками и колбаской, а еще с курицей и ананасами. Где твоя кредитная карточка?

— Ты ли это? — изумился он. — А кто глотал десятки пилюлек и сидел на диете? Бегал к массажисту и в тренажерный зал?

Марина по-детски непосредственно удивилась, вытаращив на него большие глаза, когда-то казавшиеся ему весьма красивыми:

— Ну, теперь-то я могу и не сидеть на диетах. Ты на мне женишься, я буду вести хозяйство, воспитывать нашего ребенка.

— Слушайте, мадам хозяйка нашего дома, — спросил он, — а ты не хочешь научиться печь пироги?