Софи Ханна: Солнечные часы

Сколько раз меня так и подмывало сказать, что Джульетта твоя – чудила каких поискать, но всякий раз я прикусывала язык. Не хочу зубоскалить только потому, что завидую ей черной завистью.

Ты поцеловал меня, прежде чем продолжить:

– Обещай, что никогда не придешь ко мне домой и не позвонишь. Если Джульетта увидит тебя, если узнает о нас… Это ее разрушит.

Обожаю твой лексикон. Ты говоришь так поэтично, возвышенно – не то что я. Из меня же вечно сыплются всякие ерундовые подробности. Ты смотрел куда-то в пространство с таким мечтательным выражением, что я невольно оглянулась, почти надеясь увидеть за спиной серо-багряную горную гряду в дымке тумана. Разумеется, никаких гор с белоснежными шапками, всего лишь электрочайник в грязных потеках, с крупной надписью «Трэвелтел» на боку, тот самый древний монстр, благодаря которому наш кофе или чай всегда приправлены чешуйками накипи.

Куда ты смотрел? Что видел, устремив взгляд мимо меня?

На языке крутилось столько вопросов. К примеру – что значит «это ее разрушит»? Джульетта рухнет на пол, забьется в рыданиях, примется заламывать руки? Лишится памяти или рассудка? Впадет в неистовство? «Разрушение» ведь разным бывает, а я, сколько ни пыталась, никак не могу вычислить – ты жены боишься или за жену? Но я не стала тебя прерывать – по твоему серьезному тону догадалась, что ты еще не все сказал.

– Да и не в этом дело, – пробормотал ты, скручивая в жгут угол покрывала. – Мне сама мысль невыносима, что ты ее увидишь.

– Почему?

Уж по этому поводу ты точно мог бы не переживать, но я опять промолчала, чтобы не показаться бестактной. Неужели ты решил, что я умираю от любопытства и на все готова, лишь бы поглядеть на твою благоверную? Да меня, представь, и сейчас дрожь пробирает при мысли, что я увижу Джульетту. Я бы предпочла даже не знать, как ее зовут. Пусть бы она безымянной и оставалась, в идеале – почти нереальной. И ревность меньше грызла бы, если б для себя я звала твою жену «она». Но согласись, сказать тебе об этом при знакомстве я никак не могла. Воображаю, как это прозвучало бы. «Вы только не произносите имени жены, потому как я, похоже, влюбилась в вас и не желаю ничего слышать про вашу супругу!»

Вряд ли ты можешь представить, с какой тоской вот уже год я каждую ночь укладываюсь спать, зная, что в эту самую минуту Джульетта лежит в постели вместе с моим Робертом. Лицо у меня сводит судорогой и желудок стягивает в узел вовсе не потому, что она спит рядом с тобой, а потому, что принимает это как должное, как нечто само собой разумеющееся. Нет, я не истязаю себя воображаемыми сценами ваших поцелуев или супружеского секса. Наоборот, в мыслях я вижу, как, устроившись на своей половине кровати, Джульетта читает какую-нибудь нудятину вроде сплетен о разводе принца Эндрю и Ферджи или руководства для садоводов-любителей. Когда ты заходишь в спальню, она даже не отрывает глаз от книжки. Не смотрит на тебя, пока ты раздеваешься и ложишься в кровать. А вот любопытно – ты в пижаме спишь? Как-то не верится. Не могу представить тебя в пижаме. Впрочем, Джульетта этого в любом случае не замечает. Привыкла за годы брака. Для нее впереди всего лишь очередная долгая, ничем не примечательная ночь. Ей нечего тебе сказать; советы по уходу за кактусами, а тем более частная жизнь королевских особ куда увлекательнее общения с тобой. Чувствуя, что веки тяжелеют, она роняет книгу на пол и поворачивается на бок, спиной к тебе. Молча. Без поцелуя, без всяких там «Спокойной ночи, дорогой».

Ах, как я мечтаю о праве принимать тебя за должное! Пусть даже я ни за что в жизни не воспользовалась бы этим правом.

– А почему, Роберт, ты не хочешь, чтоб я ее увидела? – Я не стала бы расспрашивать, но у тебя было такое лицо… такое озабоченное, словно какая-то мысль изводила, – брови сдвинуты, нижняя челюсть выпячена. – Разве с ней… что-нибудь не так?

Кто другой выразился бы иначе: «Разве тебе за нее стыдно?» Но за последние три года я ни разу не смогла заставить себя произнести слово «стыдно». Почему? Ты не поймешь. Я ведь тоже кое о чем умолчала. Кое-что и я предпочитаю держать в тайне.

– Джульетте жилось нелегко, – отозвался ты таким тоном, будто защищал жену. Будто я ее оскорбила. – Мне хочется, чтобы ты всегда представляла меня таким, каким я бываю с тобой, Наоми, а не рядом с Джульеттой в нашем с ней доме. Черт бы побрал этот дом. Ненавижу его. Как только мы поженимся, Наоми, я подыщу другой.

Помню, после этих твоих слов я хихикнула, потому что на днях посмотрела фильм, где молодожен демонстрирует своей избраннице жилье, которое сам спроектировал и построил. Огромный, красивый дом, обвязанный гигантским красным бантом. Юный муж отнимает ладони от глаз супруги с возгласом: «Сюрприз!» – а та закатывает истерику – дескать, как он посмел с ней не посоветоваться, а поставил перед фактом.