Анна и Сергей Литвиновы - Бойся своих желаний

– Вы еще очень бодры, – моя помощница опять выступила в роли матери Терезы. – А Мишель скоро выскочит за кого-нибудь замуж.

– Я не о том, – скривился старик. – Ведь мы со дня их свадьбы, с того памятного разговора, ни с Евгением, ни с Юлией больше не виделись. Как отрезало. Они даже не звонят, не пишут. Я удивляюсь, почему они мне с Мишель-то не запрещают, слава богу, общаться. Но и Мишенька – холодна, суетна, высокомерна. Не иначе, сказалось влияние Евгения. Тот, надо отдать ему должное, очень сильный, волевой человек. Он и жену, и падчерицу под себя подмял…

– И поэтому, – напрямик заявила Римка, – вы сказали код от партийных сейфов не Юлии и не Мишель. Вы поведали его вашей незаконнорожденной дочери Любе.

– Ох, девушка, не будь вы столь милы, я бы давно выставил вас вон! А вам, только из уважения к вашим зеленым глазам и роскошным кудрям, я говорю просто: не ваше дело.

– Вы не доверились Джулии, а доверились Любови, – безжалостно констатировала Римка. – Но ведь Любовь тоже не одна. У нее есть ухажер, некто Бачеев. А он, насколько я понимаю, троих ваших Евгениев стоит.

– Повторяю еще раз: не суйте свой нос в чужие дела! Третьего предупреждения не будет. К тому же что такое кодовое слово?! Ну, сказал я ей!.. Вырвалось само, когда я диктовал мемуары. Хотел на доченьку впечатление произвести. Да ведь оно – ничто! Ничего оно не дает, если не знаешь названия банков, номера сейфов. А ни Люба, ни Бачеев их не знают.

– Знают, – кивнула Римма.

– Что?

– Они обокрали квартиру Мишель. Люба (или Бачеев, что одно и то же) украла ксерокопии с этой информацией. Поэтому теперь им ничто не помешает вскрыть ваши швейцарские сейфы.

Старик схватился за голову.

Наши дни

Где-то в Англии

Они никогда не афишировали свои встречи. Зачем? Чтобы желтые газеты взвыли первополосными заголовками: «БИТЛЫ ОПЯТЬ ВСТРЕТИЛИСЬ!» Или даже: «РИНГО И ПОЛ СКОРО ВЫСТУПЯТ ВМЕСТЕ!»

Нет, свидания происходили втайне. Секретарь заранее заказывал самолет, в оговоренный день к крыльцу усадьбы подавали лимузин. Пол садился в него и мчался в аэропорт, где его уже ждал под парами частный лайнер. Затем – перелет в компании роскошных стюардесс, которым невероятно льстило обслуживать столь знаменитого пассажира. А потом – девятиметровый «Кадиллак», и вот уже Ринго встречает друга на пороге своего дома. Слава богу, папарацци и поклонники дежурили у домов обоих уже далеко не всегда. «Сик транзит глория мунди, – думал по этому поводу начитанный Пол и добавлял: – И слава богу». Ему меньше всего хотелось видеть толпы восторженных поклонников и поклонниц. Сыт по горло. И постоянная опаска: вдруг кто-нибудь выхватит пистолет, как Чапмен. А в ходе последнего гастрольного тура он поймал себя на мысли, что фанаты его уже ничуть не трогают и совсем не возбуждают.

Вот посидеть с другом за бокалом виски – дело другое. Они давно уже сговорились: ни слова о болячках. А о чем тогда беседовать семидесятилетним монстрам рока? О, тем, знаете ли, находилось великое множество! Музыка. Лошади. Спорт. Деньги. Бабы – вчерашние, нынешние и, будем надеяться, грядущие. Ну и конечно, их общее прошлое. Они неизменно поминали Джона, и Джорджа, и Брайана. Однажды прямодушный Ринго – до сих пор что на уме, то и на языке – с повлажневшими глазами спросил: «А вдруг мы, все вместе, снова соберемся – там?» – и ткнул пальцем в небеса. На что Пол ответил до чрезвычайности уверенным голосом: «Конечно, соберемся! Как может быть иначе?!»

В этот раз заговорили о том, как у них чертовски легко все получалось в молодости.

– Помнишь, – мечтательно сказал барабанщик, – Брайан говорил, что мы любой продукт жизнедеятельности можем превратить в бриллиант?

– Да, – подхватил сэр Маккартни, – так и было. Любую чепуху, которую мы написали на коленке, теперь выпустили миллионными тиражами.

– А сколько мы всего порастеряли.

– Да, и крали у нас эти черновики, и в каминах мы их сжигали…

– Ну, если б все сохранилось, был бы ты на пару сотен миллионов богаче. Подумаешь.

Пол расхохотался.

– А мне, знаешь, чего жаль? – задумчиво произнес Ринго. – Песни, которую я написал в России. Для русской девчонки. Не побоюсь этого слова, шедевр.

– Как «Осьминожий сад»?

– Лучше. Попытался вспомнить – не могу. Все ускользает: и мотив, и лирика. Только отдельные слова помню: «Сноу-тайм, сноу-вайт, сноу-вайф»… А как ты думаешь, тех русских девчонок посадили? За связь с нами? Я свою часто вспоминаю… Казалось: сколько их было, таких поклонниц! А вот поди ж ты! Россия! Редкое сочетание ума, чистоты и невинности… И любви… Нет, правда, ты думаешь: их действительно посадили, как нас стращали?