Анна и Сергей Литвиновы - Бойся своих желаний

Я вернулся и отцепил наручник у супостата. Я из тех, кто выполняет свои обещания. Даже если я давал их преступнику.

Почему Бачеев не соврал? Наверное, потому что надеялся добраться до денег сегодня же.

Он не знал о том, что я успел вписать его имя в пограничный стоп-лист.

Бачеев скрылся за три минуты до приезда «Скорой».

В тот же день попытался пересечь границу – а потом исчез.

И кто знает: может, он сумел-таки покинуть страну нелегально? И уже добрался до золота? А может, код, который знали Толмачева и ее преступный любовник, неправилен?

– Об этом никогда не узнаешь, пока сам не попробуешь, – вслух проговорил я.

Римка по-кошачьи потянулась в своем кресле и промурлыкала:

– Ты о чем?

– О реквизитах и о кодовых словах.

– А-а, вот почему мы едем отдыхать не на курорт? А летим в Цюрих, да?

Наши дни

Подмосковье, поселок Щербаковка

Васнецов Петр Ильич

Жаркое до изнурительности столичное лето сменилось привычной московской тусклой погодой. Низкие тучки неслись над головой, то и дело срывался мелкий и злой дождик. Становилось отчетливо ясно, что лето и тепло уже не вернутся, что впереди неумолимо зима и холод.

И Васнецов ходил под стать погоде: грустный, раздраженный, нахохленный. Его кустистые брови печально обвисли. На традиционную дневную прогулку он тем не менее отправился. Надел плащ-накидку, в котором ездил еще с Леонидом Ильичом в Завидово, и потопал.

И вернулся точно к обеду – однако, против обыкновения, попросил Любу подать зубровку и две рюмки. Перед супом налил и себе, и незаконнорожденной дочери. Выпил с удовольствием, крякнул, занюхал хлебушком. И неожиданно размяк, подобрел, разговорился.

– Неужели ты, Люба, думала, что я могу вот так, за здорово живешь, отдать золото партии? За понюшку табаку? За словечко в мемуарах? Вместе с документами в портфельчике?

Люба немедленно заплакала. Они ни разу не обсуждали с отцом события, произошедшие тем днем: ее предательство, ее бегство, страдания. И предательство ее кавалера.

– Прости меня, папочка… – проговорила она сквозь рыдания.

Толмачева обычно называла его по имени-отчеству, очень-очень редко папой, а папочкой – и вовсе в первый раз.

– Этот Бачеев, – продолжала она исповедоваться и каяться, – он как будто опоил меня. Я сама не своя была. Себя не помнила. Что он мне говорил, то я и делала. Как загипнотизированная. Ерунду и мерзость творила… Папа, прости меня…

– Бог простит. А я простил. Очень золота хотелось, да? Денег, богатства? Как Джулии моей, а пуще ее Евгению?

– Да не нужно мне никакого богатства! Я ж говорю: Бачеев меня с ума свел. Я просто делала, что он меня просил.

– И напрасно – потому что никакого золота там, в цюрихских сейфах, и нет.

– Ну и слава богу.

– Что ж ты не спрашиваешь, что там есть?

– А мне это теперь не интересно.

– И напрасно. Потому что там есть замечательные, крайне увлекательные документы. Я думаю, что в свое время Виталик Коротич, главный редактор «Огонька», душу бы за них продал. Да и сейчас какой-нибудь «Таймс» с руками оторвет.

– Какие документы?

– Ну, например, описывающее операцию «Моряк», на которой мы с твоей мамой познакомились. И еще с десяток подобных.

– Каких?

Люба понимала, что отец на нее не сердится, и слезы на щеках сразу же высохли, а лицо озарила слабая улыбка.

– Ну, например, операция «Голконда» – как в сорок девятом году под Семипалатинском разбилась летающая тарелка с инопланетянином на борту. Или – основные донесения резидентуры в Америке по поводу убийства Кеннеди. И – настоящий доклад госкомиссии по поводу гибели Гагарина… В нашей советской жизни случалось много, очень много интересного…

Джулия, глаза-кораллы, дикая сердцем, зовет меня. И потому я о любви пою, Джулия… (Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, стихи – Д. Леннон, П. Маккартни, вольный пер. с англ. – Анна и Сергей Литвиновы)

Выслушайте, кто-нибудь. Я расскажу о девчонке, что ко мне приходила…

Слова пролетают, как дождь бесконечный в бумажный стаканчик…

Мишель, миленькая моя, только эти слова я мог подобрать для тебя, моя Мишель…

Любовь, любовь, любовь… Всем нам нужна любовь…