Андрис Колбергс - Ночью в дождь

- Виктор, ты должен подумать о медсестрах и о санитарках тоже. Стоит сбежать одной - побегут остальные. Что тогда будешь делать? Ты думаешь, они преданы медицине? У них же у всех семьи, но не у всех мужья директоры, как Алп, и, подсчитывая тощие доходы своих жен, они злятся и говорят: "Шла бы хоть на курсы водителей троллейбусов: сразу восемьдесят два рубля в месяц - почти столько же, сколько у дипломированного врача, а после окончания курсов - вдвое больше".

- Нет, не хочу думать! Ни о крыше, ни о медсестрах, ни о врачах! Довольно! Я отказываюсь! Пусть сами берут шапку в зубы и встают на четвереньки, как я! Деньги! Со всех сторон только и слышишь: деньги! деньги! деньги! И еще подарочки, подарочки тоже! Спулга: "Деньги! Мы должны жить соответственно своему социальному положению!" Наурис: "Деньги! Я твой сын и не могу выходить из дома с одним рублем в кармане!" Я тоже кричу, и у меня получается громче всех: "Деньги! Деньги давайте! Деньги на стол!" Я знаю, как плохо бывает, когда денег недостает, но я знаю, что так же плохо, когда их чересчур много. - Он говорил уже почти спокойно, стараясь подавить нахлынувшую вдруг злость. - Все хорошо, что в меру, и деньги не являются исключением из этого правила. Принято считать, что при помощи денег можно добиться чего-то необыкновенного. Я - тому живой пример. Я получал много денег и купил себе Славу, но при этом потерял Уважение. Эти понятия - как две чаши весов: как только одна поднимается вверх, другая опускается вниз. Теперь я снова считаю, что Уважение - ценность куда большая, но вернуть его уже не могу. И как проклятый продолжаю взывать к деньгам, хотя знаю - они ничего не способны изменить в моей жизни. А если и изменят, то только к худшему. Я построил для себя роскошный дворец, но оказалось, что мне в нем негде приклонить голову...

Он долго лежал, не произнося ни слова, и смотрел на затухающие в камине угли, которые подернулись тонким слоем золы.

- Я подарю тебе кольцо с бриллиантом за пять тысяч. Хочешь? В витрине ювелирного магазина я видел объявление.

- Нет.

- Ты боишься Алпа?

- Для Алпа я что-нибудь придумала бы. Просто я не хочу.

- Потом пожалеешь.

- Нет.

- Оказывается, ты тоже умнее меня! - Он сказал это с горечью и после долгой паузы продолжал: - К нам ходит один инженер. Уже годами ходит. Он бесплатно ремонтирует и собирает нашу электронную аппаратуру. Говорят, в нашей клинике умер то ли его сын, то ли дочь. И он рад, что ему позволяют приходить и бесплатно работать, - он верит, что благодаря ему другой ребенок операцию перенесет и выживет.

Самое ужасное, что я таким дурачком уже не способен быть! Однажды я неожиданно для самого себя понял, что завидую ему. Все мы - словно тяжелые чугунные маховики, которые однажды запустили и они уже не в состоянии остановиться, разве что оси повыскакивают из гнезд или от удара они рассыплются на куски. Десятки нитей связывают нас с занимаемой должностью, комфортом, признанием, привычками, и чем дольше мы живем, тем меньше мы способны и желаем порвать их. Над этим инженером-простачком я про себя посмеиваюсь и в то же время сам себе противен. Мне бы хоть на один день избавиться от самого себя! А что, если этот простачок не так уж бескорыстен? А что, если он, сволочь, копит моральный капитал для старости? Он ему кажется более надежным. В таком случае он не только честнее, но и умнее меня!

"И этим ты хвастаешь передо мной! Тем, что сам себе противен. Но даже испытывая отвращение к себе, ты не хочешь слезать с тех высот, на которые взобрался. Как ты заботишься о том, чтобы с каждым днем выглядеть все более внушительным. Вы-гля-деть!"

Они выехали в Ригу, и, обгоняя, Наркевич лавировал между машинами, которые, как обычно в конце рабочего дня, заполнили автостраду. Задержавшись с Кариной на даче, он теперь наверстывал время, чтобы не опоздать к началу лекции в институте, где уже ждали студенты.

- Мне тогда надо было уйти от Спулги.

- Почему?

- Мы смогли бы пожениться. Ты не гонялась бы за красивой, как в "Бурде", жизнью.

- Хорошо, что мы этого не сделали. Останови, я пересяду на трамвай.

- Я же могу подвезти поближе к дому.

- Не учи женщин хитрить. Они умеют это делать лучше.

- Во вторник?

- Не знаю, - она быстро вышла из машины. - Может быть. Наверно. Позвони!

"Почему я не могу сказать ему сразу? Больше никогда! Никогда! Никогда!"

Через несколько минут он уже входил в аудиторию.

Шелест бумаги и разговоры прекратились сразу.

Глава XV

План действий мы обсуждаем в кабинете у Шефа. После встречи с Зелигманом прошло несколько часов. Но мы с Иваром, конечно, не сидели сложа руки, а по разным каналам собирали информацию об Илгонисе Алпе так зовут мальчика из Сашиного фотоальбома. Ему семнадцать лет, учится в последнем классе средней школы. Но в определении возраста Зелигман, кажется, ошибся. Сейчас мы уже знаем, что Илгонис носит красную спортивную куртку и серый джемпер, знаем, что в тот день в школе он отпросился после третьего урока, сказав, что должен быть в спорткомитете, знаем, что там не появлялся.