Андрис Колбергс - Тень

Не понравилось Виктору лицо старика. Вроде бы сама любезность, а во взгляде какое-то затаенное коварство.

- Ранне сказала, что родилась двойня. У той женщины. Она только не знает, двое мальчиков или мальчик и девочка.

- А я вот не помню, меня в это дело не впутывайте. - Старик тяжело задышал и уставился в окно, хотя в саду все было по-прежнему. - Мне восемьдесят два. Так сказать, на краю могилы... А вот милой Ранне, коли доведется встретить, низко кланяйтесь от меня...

Вцепившись в подлокотники, он стал подниматься с кресла. У него были тонкие, высохшие ноги, штанины висели мешком. Мелкими шажками он проковылял к дивану и прилег, положив голову на валик.

- Говорите, что ничего не знаете, а сами просите, чтобы не впутывали.

- Ничего не знаю. Честное слово, можете мне поверить! - Это прозвучало почти плаксиво.

Я не хотел. Я бы ни за что и не впутался, но они не могли без меня обойтись, на документах нужна была и моя подпись. И они принялись меня уламывать. Я сопротивлялся. Да, да... Я долго не соглашался! Даже предостерегал: "Как бы это не выплыло наружу!" А они снова за свое. Они боялись той женщины, у которой умер ребенок.

- Придет моряк, потребует расследования, - заведующий отделением не решался взять ответственность на себя.

- Нашей вины тут нет, любая экспертиза подтвердит, - возразил молодой коллега. - Этот чокнутый идеалист бегал к директору техникума. Сам мне потом рассказывал.

- Ну и получите нового завотделением, - в сердцах сказал заведующий.

- Неужели ты думаешь, что мы могли ребенка спасти?

- Не об этом речь. Во время войны немцы мобилизовали моего брата в латышский легион, теперь это наверняка откроется.

- Какое все это имеет значение! - не понял младший коллега. - Я уже говорил, чокнутый идеалист.

- Для тебя никакого, а для отдела кадров имеет значение. Обязательно найдется какой-нибудь очень бдительный товарищ.

- Не верится.

- Зато ты веришь во многое такое, чему действительно не следовало бы верить.

- Что ты предлагаешь?

- Эта соплячка отказывается от своих двойняшек окончательно и бесповоротно. Она не передумает?

- Завтра, предупредила, в последний раз будет кормить, и я не думаю, чтобы ее кто-нибудь переубедил. Она словно забралась в бетонный дот, ее не то что словом - пушкой не прошибешь. Отказывается что-либо слышать, видеть, понимать. Все, что я говорю, как об стену. Вчера я не выдержал. Она будто моченым кнутом стеганула: "Чего вы от меня хотите? Если понадобится совет, я сама у вас спрошу!" - "Все ясно! - ответил я. Заглядывайте почаще, будем ждать! Закон на вашей стороне!" Наверное, зря я так. А Ранне мне говорит: "Этот парень вовсе ее и не бросил. Вчера опять переговаривались через окно. Долго мурлыкали".

- Дети есть дети.

- К сожалению, у этих детей у самих уже дети.

- Такой век, еще и не то увидим!

- Вот что мне пришло в голову, раз уж мы завели этот разговор. Заведующий отделением прикусил губу. - С точки зрения закона это, может, и не совсем, но с другой стороны... Женщина, у которой умер ребенок, в таком отчаянии, что готова на все. Кто знает, кому еще она будет предлагать взятку. Потом будет поздно. Если уж решаться на что-либо, то немедленно.

- Разве она хочет обоих?

- Да. Одного выдаст за своего, а второго усыновит.

- Лучшей матери не найдешь. В детдоме с двойняшками труднее, наморщил лоб молодой коллега.

Я собрался уходить, но они меня не отпускали, им нужна была моя подпись. Я сопротивлялся. Я говорил: это может всплыть. Они уверяли меня, что никогда, если держать язык за зубами. А я по-прежнему боялся подписывать, хотя они уже заставили меня взять ручку. Теперь ты видишь мои опасения подтвердились. Где больше двух, не говорят вслух. Может, до тебя не доходит, почему я боюсь сказать тебе то немногое, что мне известно? Будешь в моем возрасте, поймешь! Все так думают: в старости вот когда можно будет рисковать вволю - нечего терять. Чепуха! Твоего остается так мало, что начинаешь все ценить вдвойне. Взвешиваешь до миллиграмма. Что пользы, если ты разыщешь эту особу? Беспокойство тебе и беспокойство ей. И уходи, не тревожь меня. Я старый человек, мне вредно волноваться, разволнуюсь - и амба! Бесстыдник! Нет чтоб пощадить старика, ты собираешься затаскать меня по судам!

Старик закрыл глаза и ровно задышал. Заснул буквально на глазах у Виктора. А ведь такие надежды возлагались на этот визит...

Пришлось уйти.

Только когда стукнула садовая калитка, старик приподнял голову. Ушел! Дай-то бог, чтоб навсегда! Надо сказать невестке, чтобы какое-то время никого не впускала, пусть говорит - очень болен, при смерти.