Алейт не сразу восприняла новость. Ее сознание как будто погрузилось в облако тумана, и все казалось ей размытым и далеким.
Между тем госпожа Осс, не питавшая ни малейшей симпатии к еврею, забеспокоилась.
— Сударыня, — прошептала она Алейт на ухо. — Уже поздно. Нас ждут в церкви.
Все верно. Им надлежало отправиться в собор Святого Иоанна, на репетицию хора Братства Богоматери.
Алейт сказала об этом Йероену, но тот воспротивился ее намерению уйти.
— Ты ведь даже не видела «Страшного суда»!
В этот миг один из подмастерьев объявил о приходе еврея.
— Надеюсь, я вас не побеспокоил. — Он стоял на пороге и смотрел на Йероена с недовольством. — Я не знал, что у вас гости.
— Прошу вас. Жена как раз уходит.
Еврей поздоровался с ней официально, Алейт холодно ответила ему. Потом госпожа ван Осс помогла ей надеть тяжелое пальто, подшитое мехом, и женщины покинули мастерскую.
Оказавшись наконец на улице, Алейт, несмотря на протесты госпожи ван Осс, решила не ходить на репетицию хора, быстрым шагом пересекла площадь и вернулась домой. Ей не терпелось запереться в своей комнате и подумать.
Однако в доме стоял переполох: служанка опрокинула кастрюлю с супом, стоявшую на огне, повариха была вне себя от гнева, потому что пошла прахом вся ее утренняя работа. Алейт накричала на служанку, несколькими словами утешила повариху, а потом, сославшись на сильную головную боль, выпроводила госпожу ван Осс и закрылась в комнате.
Шторы были занавешены. Алейт раздвинула их, чтобы впустить свет, и села перед картиной, которая занимала все ее мысли. Осторожно потрогала пальцами холст с необычными яркими красками, на котором невероятное количество мужчин и женщин, парами или группами, предавались плотским утехам, и ей показалось, что она снова видит оргию адамитов в подвале дома еврея.
Картина называлась «Сад земных наслаждений» и теперь висела в комнате Алейт рядом с постелью, хотя это и была центральная часть заказанного евреем триптиха. Йероен повесил полотно сюда, когда жена заболела. «Чтобы развлечь», — сказал он и оказался прав. Картина полностью поглотила внимание Алейт.
Сначала, когда прошло первое смущение при виде множества фигур, лихорадочно движущихся во всех направлениях, ее поразили яркие краски.
Муж при подготовке покрыл доски слоем мела, на который накладывал блестящий лак алого цвета. А потом на этой основе он писал картину, и краски приобретали удивительное сияние. Иногда, чтобы сделать фигуры особенно яркими, Йероен размешивал краску кисточкой, смоченной в побелке. В итоге возникал эффект зернистости, благодаря которому персонажи выделялись на основном фоне.
Контраст между розовым, кораллово-красным и оттенками голубого на картине был резким, но приятным. Тони зеленого, особенно коричневато-нефритовый, казались живыми.
Изумление от цветовой алхимии сменилось смятением Алейт заметила, что картина представляет собой скопление экстатически переплетенных тел. Она не могла сдержать возбуждения, хотя и делала все, чтобы запретить себе эти грешные чувства.
Полотно являлось прямым доказательством того, что муж отлично знал о происходящем на собраниях адамитов. Алейт спросила Йероена, где он черпал вдохновение для написания таких сцен безудержного сладострастия. Он, нимало не смутившись, с каменным лицом ответил ей, что ходил в пользующиеся дурной славой общественные бани, где мужчины и женщины мылись вместе.
Алейт сделала вид, что поверила ему, но в глубине буквально кипела от негодования. Очевидно, что в банях, как бы отвратительны они ни были, не могли происходить непристойности, подобные изображенным на картине.
В центре полотна располагался пруд, вокруг которого на пантерах, медведях, единорогах и других животных скакали нагие люди. Алейт сосчитала всех: их было восемьдесят девять, и поза одного из них заставила ее покраснеть до корней волос. А в пруду купались тридцать две женщины, на головах которых сидели павлины, вороны, ибисы, лежала мертвая рыба.
Муж объяснил Алейт, что это источник вечной молодости, а в верхней части картины, посреди другого пруда, бьет фонтан прелюбодеяния, и в нем корчатся развратники. Их она тоже посчитала: десять человек сидели на фонтане, пятьдесят семь купались в пруду.
Под источником вечной молодости расположились десятки любовников. Одни в сладострастных позах, другие склонялись над бутонами цветов или собирались съесть сладкие ягоды, гигантскую ежевику или клубнику. Последняя, символ похоти, была в изобилии рассыпана по полотну. Любовники входили в большие тыквы, одна пара соединялась в громадной раковине, служившей им брачной опочивальней.
Читать дальше