Джачинта Карузо - Сад земных наслаждений

Тау заявил, что адамиты, как и кельты, являлись носителями великой мудрости. Их теологическая система основывалась на учениях, унаследованных от иудейско-христианского мира и от греческой мистики и смело переработанных, поскольку философию адамиты заменяли любовью, невинной любовью Адама и Евы.

Триптих «Сад земных наслаждений» со всеми заключенными в нем символами — прямое тому доказательство. На левой створке Творец соединяет Адама и Еву в раю, в центральной части изображен путь к спасению через эротическое таинство, способное привести человечество к первородной чистоте Адама, а следовательно, возродить людей, какими Господь сотворил их по образу и подобию своему. Действительно, создания, населяющие «Сад земных наслаждений», невинны, они не испытывают никакого стыда за свою наготу. Они собой воплощают человечество, соединившееся с Богом и обретшее утраченную гармонию с природой.

Последовала пауза, на протяжении которой, полагаю, эти двое пристально смотрели друг другу в глаза — подобное я наблюдал несколько раз за время их встречи.

После этого они перешли к обсуждению более прозаических моментов. Тус задал Ребекке несколько вопросов о ее профессии. Она поинтересовалась его врачебной практикой. Выяснилось, что Тус — гомеопат и у него частный кабинет, однако об адресе он умолчал.

Я ждал, что дальше Ребекка спросит о его голландских корнях. Но она вместо этого принялась разглагольствовать об их проклятом чате.

Однако Тус сразу же сменил тему разговора и неожиданно спросил Ребекку, почему она хочет участвовать в живой картине. Моя напарница ответила, что обожает Босха и его картины. Ее собеседник поинтересовался, а не эротический ли аспект предприятия привлекает ее больше всего. Она засмеялась и заметила, что секс, конечно, тоже сыграл свою роль. Тус тоже засмеялся.

Потом снова последовала пауза, после чего он сказал, что ему пора идти и он свяжется с ней по Интернету.

— Почему вы не настояли на своем и не выяснили адрес его кабинета? — продолжал я. — Могли бы сделать еще одну попытку, а не сдаваться сразу.

— Я решила, что это не столь важно, ведь мы все равно организовали за ним слежку.

— А вы не допускали возможности, что он оторвется от наших людей и исчезнет? Собственно, так оно и произошло.

Увы, хотя мне смертельно не хотелось в этом признаваться. Выйдя из музея, Тус сел в метро на станции Чаринг-Кросс, и там агенты из-за стечения неблагоприятных обстоятельств потеряли его.

Ребекка наконец подняла на меня глаза.

— А еще существует вероятность, что он солгал, — проговорила она. — Что он вовсе не врач.

— И значит, не стоит тратить время и задавать ему бессмысленные вопросы? — поинтересовался я язвительно. — Ну да, куда лучше начать с ним флиртовать.

Ребекка снова опустила глаза в пол, и я с удивлением заметил, что она покраснела.

— Сержант, что вы думаете о Себастьяне Тусе?

— В каком смысле, сэр?

Она что, издевается надо мной?

— Я хочу знать, нравится ли вам Себастьян Тус.

— Нравится? — недоверчиво повторила Ребекка.

— Да, нравится. Вы вели себя с ним, как глупенькая девочка на первом свидании. Да еще этот дурацкий мечтательный вид, который у вас появляется при одном упоминании о Тусе.

Гнев исказил прекрасные черты Ребекки.

— Это уже слишком! — сказала она и выбежала из моего кабинета.

Я преувеличивал и сам отлично это знал. Во всем виновата ревность: ведь мне и правда показалось, что Себастьян Тус очаровал Ребекку. Я и сам понимал, что подозрения мои беспочвенны. Она — полицейский, выполняющий свою работу, а он — в лучшем случае чокнутый, который вообразил себя реинкарнацией человека, жившего пятьсот лет назад, в худшем — убийца. Но мне не удавалось отделаться от ревнивых мыслей.

В тот вечер, вернувшись домой перед визитом к Бренде, я прочел еще одну главу из истории Алейт ван дер Меервенне. В продолжение темы ревности. Я был в ужасе и одновременно восхищен. Теперь, получше узнав о мире, в котором жил Босх, я понимал, что события, описанные в рукописи, не только правдоподобны, но и правдивы. Автор играл, представляя себе частную жизнь художника и его жены. Это было художественное повествование, а не научная биография, создатель текста доверял полету фантазии, а не копался в архивах. Цель произведения была чисто развлекательная. И все же я не мог отделаться от ощущения, что тут кроется что-то еще.

Алейт

Хертогенбос, декабрь 1504 года