Станислав Лем - Следствие

— Благодарю… за всё, — вяло произнёс он.

Грегори не отставал от него. Сисс долго рылся в карманах, разыскивая ключи, наконец нашёл, открыл дверцу, расстегнул пальто, потом снял и бросил его, скомканное, на заднее сиденье. Взялся за руль. Грегори продолжал стоять.

Сисс сидел и не двигался.

— Я не могу вести, — пробормотал он.

— Давайте-ка я вас отвезу, — предложил Грегори. — Подвиньтесь, пожалуйста, — и он наклонился, чтобы сесть.

— У вас же тут машина…

— Чепуха. Потом вернусь.

Грегори уселся, захлопнул дверцу и резко взял с места.

Поставив машину во дворе, Грегори вернулся в подъезд. Сисс стоял с закрытыми глазами, тяжело опершись на перила, на губах у него блуждала слабая болезненная улыбка. Грегори не прощался — ждал. Наконец Сисс глубоко вздохнул, открыл глаза и посмотрел на Грегори.

— Вы не торопитесь? — спросил он.

Грегори кивнул и, ни слова не говоря, пошёл следом за ним по лестнице. Уже взявшись за ручку двери, Сисс вдруг замер, что-то собрался сказать, даже прикрыл снова дверь, но тотчас же распахнул её.

— Я войду первым, темно, — сказал он.

В прихожей свет горел. Кухонная дверь была открыта, но в кухне никого не было, только негромко посвистывал чайник, стоящий на маленьком огне. Они разделись, повесили пальто.

При свете белого матового шара, висящего под самым потолком, комната выглядела опрятно и даже празднично. На письменном столе длинный ряд книг одинакового формата, карандаши и ручки лежат симметрично, к книжным полкам придвинут стеклянный столик и два низких клубных кресла с зелёной обивкой, на их сиденья брошены подушки с ярким геометрическим узором. Стол заставлен чашками, бокалами, тарелками с фруктами и пирожными. Судя по вилкам и чайным ложкам, он был сервирован на двоих. Сисс потёр руки.

— Садитесь к книгам, там удобней, — сказал он с наигранным оживлением. — После обеда у меня был гость, так что могу угостить тем, что осталось.

Грегори хотел ответить — непринуждённо, остроумно, чтобы подыграть Сиссу, но как-то ничего не придумал и, молча отодвинув кресло, уселся на подлокотник лицом к книгам.

Это было великолепное собрание научной литературы на нескольких языках; каждая полка снабжена пластмассовой табличкой с названием предмета: на одной — труды по антропологии, на другой — по математике. Краем глаза Грегори заметил в выдвинутом ящике стола какие-то планшеты с неяркими пятнами телесного цвета, но едва бросил на них взгляд, как Сисс сорвался с места, буквально подбежал к столу, коленом задвинул ящик и захлопнул дверцу.

— Беспорядок, прошу прощения, — объяснил он с наигранной непринуждённостью, опять потёр руки и уселся возле окна на батарею парового отопления.

— Нынешний ваш интерес к моей особе представляется мне тоже весьма подозрительным, — заметил он. — Слишком уж он всесторонний…

— У вас, наверно, было много неприятностей в жизни, — отозвался Грегори. Он наугад вытаскивал толстые тома и большим пальцем прогонял страницы, как карты в колоде; перед глазами мелькали формулы и математические символы.

— Пожалуй, да. Что будете пить — чай, кофе? — вспомнил вдруг Сисс о своих обязанностях хозяина.

— То же, что и вы.

— Отлично.

Сисс направился на кухню. Грегори отложил «Principia mathematica» [14] «Основы математики» (лат.) и уставился на дверцу письменного стола. Он бы с удовольствием порылся в ящиках, но не смел. Через открытую дверь было слышно, как Сисс возится у плиты. Вскоре он принёс чайник, налил по чашке чаю и уселся напротив Грегори.

— Осторожно, горячий, — предупредил он. — Итак, я теперь вне подозрений? — И, помолчав с минуту, продолжил: — А знаете что? Я мог бы подбросить ещё один мотив, который ускользнул от вашего внимания. Представьте, что мне нужно было спрятать труп. Например, я кого-то убил. И чтобы затереть следы, я создаю необычную ситуацию, перетаскиваю покойников с места на место, произвожу, так сказать, смятение и замешательство, в котором моя жертва исчезает с концами. Как вам это нравится?

— Слишком литературно, — ответил Грегори. Он раскрыл толстый, тяжёлый том по психометрии, отпечатанный на плотной мелованной бумаге. — У Честертона есть похожий рассказ.

— Не читал. Не люблю Честертона. Значит, нет? Ну, а по-вашему, каковы были мои мотивы?

— Вот я и не знаю, зачем бы вам нужно было устраивать всё это? И ни один мотив к вам не подходит. Потому я и отказался от подозрений.

— А вы пробовали ворошить моё прошлое? Устанавливали, когда и куда я ходил? Искали следы и отпечатки пальцев? Я что-то такого не заметил, за одним исключением.