Андрей Константинов - Дело о спасении телезвезды (Сборник новелл)

- Какой же?- спросила Горностаева.

- Я вынужден буду превратить вашу жизнь в ад!

- Можно подумать,- сказала Агеева,- что раньше был рай.

- Скоро, Марина Борисовна, вы именно так и будете думать: раньше был рай.

- С ума сойти!

В коридоре прозвучало несколько выстрелов. Ну веселуха...

***

В остальном день был похож на все прочие: вялотекущий цейтнот с массой мелких (и не очень) заморочек. Ничем не хуже и не лучше других.

В полдень объявился Родя Каширин - в хлам пьяный, с ящиком дорогущего коньяку и пачкой фотографий. На фотографиях были фабрика, яхта и вилла, которые завещала ему в бозе почившая аргентинская тетушка... Родя пытался спеть аргентинское танго. Он старался. Очень сильно старался, но все равно у него получалось что-то типа "...четвертый день пурга качается над Диксоном". Ох, горюшко! Не приведи Бог получить наследство. Ведь нормальный же мужик был. АН нет - "счастье привалило".

На коньяк я наложил арест, Родю уложил спать...

Вот такой был денек двадцать восьмого августа. Чумовой, но в целом безмятежный.

В девятом часу вечера мои сотруднички разбрелись кто куда, свернулись киношники... Мы с Худокормовым заскочили в кафешку на Невском, попили кофею и немного потолковали о том о сем. И тоже разъехались по домам. Пожелали друг другу удачи, сказали "до завтра" и разъехались.

Я и думать не думал, что увижу Яна Геннадьевича сегодня снова... Да еще где увижу и как увижу!

***

Телефон зазвонил, когда я припарковал свою "хонду" возле дома. Было темно, душно, в свете фар кружилась пара мотыльков...

И - зазвонил телефон.

- Андрюха!- сказал голос Повзло из трубки.- Андрюха, только что напали на Худокормова. Ударили по голове... Он в бессознательном состоянии.

- ...твою мать! Где? Кто? Как?

- В подъезде его дома. Ты можешь сейчас подъехать?

- Могу.- И я погнал на Васильевский.

Город к вечеру уже опустел, дорога, на которую днем ушло бы не менее сорока минут, была свободна, и я долетел до улицы Кораблестроителей всего за четверть часа.

Возле подъезда стояли "скорая", милицейский УАЗ и "десятка" Повзло. Толпились возбужденные жильцы. В приоткрытую дверь "скорой" я увидел Яна Геннадьевича.

Режиссер лежал на носилках. Бледный, с закрытыми глазами.

Над ним колдовал врач. Я подошел ближе, но дверь захлопнулась. Вспыхнула "мигалка", и "скорая" стремительно рванула с места... Всего час назад мы сидели в кафе. Худокормов был весел, беспечен, шутил.

Из подъезда вышел Коля, следом - двое мужчин. Они были в штатском, но все же в них сразу угадывались опера. Опера окинули неприязненным взглядом группку жильцов, активно обсуждающих происшедшее ("Вот до чего дожили! Прямо в подъездах людей грабят!" - "Ох и не говорите, Марьванна, скоро из дому выходить будет страшно"), и направились к УАЗу.

Я подошел, и Коля представил меня.

Большого энтузиазма мое появление у оперов не вызвало.

- Насколько серьезны травмы Худокормова?- спросил я.

- Врач сказал, что непосредственной угрозы для жизни нет,- ответил один из оперов, старший лейтенант Самохин.

- Но и ничего хорошего тоже нет,- добавил другой, капитан Петренко.Третий случай за месяц.

- Четвертый,- поправил Самохин.

Петренко матюгнулся и сплюнул.

- А что произошло-то?- спросил я.

- Что произошло? Что произошло...

Обычное дело. Высмотрели прилично одетого человека, довели до подъезда и дали по голове. Бумажник, часы, телефон забрали... Наркоманы! Чтоб им передохнуть всем. Совсем задолбали, козлы.

- Час назад я пил с ним кофе,- зачем-то сказал я.

Повзло почесал затылок и спросил:

- Мужики, ответьте честно: шансы найти этих уродов есть?

Петренко хмыкнул, ничего не ответил и сел в УАЗ. А Самохин сказал:

- Коля... Ну ты, блин, даешь, Коля.

Ну нормальное, блин, дело, да?

Потом махнул рукой и тоже сел в машину. УАЗ зачихал, затарахтел и покатился прочь... А мы с Колей поехали в больницу.

Худокормов уже пришел в сознание. Поговорить с ним не удалось, но медики заверили, что все - слава Богу!- не так уж и страшно.

***

Наутро я снова поехал в больницу и там нос к носу встретился со съемочной группой. Конечно, они все были круто возмущены... И почему-то их агрессия выплеснулась на меня. Мне "припомнили" историю академика Глебова... и "мерседес" Жванецкого... и разбитое в прошлый Новый год лицо режиссера Германа... Обо всех этих прискорбных инцидентах говорили так, как будто это я угнал тачку Жванецкого и разбил Герману лицо.

Спокойным оставался только сам Худокормов. Выглядел он худо и чувствовал себя, хотя и старался это скрыть, тоже худо.