Лев Корнешов - Пуля для безнес-леди

Уже миновала, стала современной историей "пятилетка памятных похорон" - "ППП", когда один за другим, с небольшими промежутками ушли три лидера. Еще при жизни они не правили, за них это делали другие, те, что находились в тени, а стариков-лидеров выставляли на первые планы - больных, немощных, обессиленных десятилетиями борьбы с реальными врагами и близкими соратниками.

Спасая себя, высокопоставленная партийная элита привела тогда к власти молодого, энергичного Горбачева, имя которого не связывали с коррупцией, болезнями и возрастным маразмом. Неистово пытаясь вывести огромную страну в русло мирового развития, Горбачев поставил её круто против ветра... Но высшим идеологам КПСС не удалось сформулировать программу грядущих перемен и возглавить их, оттесняя радикалов и тех, кто именовал себя демократами. И эпоха Горбачева уже приближалась к завершению...

Все продумано - схвачено

Следующие пять лет пролетели для Насти не то, что быстро, но как-то напористо, безоглядно. Иногда она думала о том, что взяла билет в экспресс дальнего следования, вот только не знает названия конечной станции, а промежуточные лихо мелькают за окнами "вагона".

Все случилось так, как и планировал Алексей. Настя без хлопот поступила в Университет Патриса Лумумбы, "лумумбарий", и быстро в нем освоилась. Училась она неплохо и строго следовала наставлениям Алексея: не особенно активничала в общественных делах, но и не отказывалась от поручений, со всеми была приветлива, одалживала у сокурсников червонец-другой до стипендии и сама кому-то одалживала. Вначале парни пытались завалить её на койку, как других девчонок, но Настя в последний момент ускользала и вскоре все пришли к выводу, что она фригидна и её секс не интересует. Настя поддерживала это впечатление, рассказав "по секрету" однокурснице, что от этого, кроме дикой боли, ничего не испытывает. Она добавила ещё парочку чисто женских подробностей, от которых однокурсница незаметно поморщилась. Все это подруга "по секрету" рассказала другим девицам, те - своим парням, и Настю оставили в покое.

Как-то её пригласил к себе кадровик, тот самый, которому она сдавала документы, когда поступала в университет. В этом не было ничего особенного, ибо кадровик был куратором её курса по линии парткома. Он по-отечески доброжелательно расспрашивал об учебе, о том, как она "вписалась" в студенческий коллектив. Незаметно разговор перешел на настроения среди студентов, и она, не почуяв западни, все подробно выложила: и кто чем занимается, и какие идут разговоры, и кто чем недоволен. Особенно его интересовали студенты из Африки, которых в Настиной группе было человек десять. Отношение к ним было сложным: с одной стороны "советским" внушали, что дружбу с африканцами надо крепить, а с другой - об этом догадывались и шептались - каждый случай "неформального" общения брался на заметку. Ведь отчислили же из университета без объяснения причин студентку, которая стала часто появляться вместе с одним африканцем. Девушка была дурой, она в ответ на дотошные расспросы подружек, что да как, однажды пожала плечами и с казала: "Да ничего особенного, слухи сильно преувеличены. Но деньжата у него водятся". Вывод из этой откровенности можно было сделать лишь один, его сделали где-то там, в административных недрах, и девицу отчислили.

Африканцы учились по ускоренной программе. Дважды в неделю они вообще не приходили на лекции, у них был какой-то свой "спецкурс", о котором никто ничего не знал. Считалось, что в эти дни они усиленно учат русский язык и знакомятся с культурными ценностями.

Кадровик после этой первой беседы сказал Насте, что он ею доволен и теперь они будут встречаться регулярно - она как молодая советская патриотка просто обязана помогать "им" в трудной работе по укреплению дружбы между нашей страной и Африкой.

Насте совсем не хотелось ни помогать "им", ни быть молодой советской патриоткой, но она понимала, что это - часть её долга за поступление в престижный университет. Она опасалась, что с неё потребуют большего.

Прошло несколько месяцев, прежде чем ей позвонил Олег. Это было так неожиданно, что Настя тут же забыла про все свои обиды и встречу с ним ждала, как первое свидание. Значит, остались в сердечке искорки от любви. Он принес с собою в пресс-кейсе что выпить и чем закусить. Они устроили почти семейный ужин. Настя волновалась, краснела и бледнела и уже твердо решила сказать ему, чтобы не рассчитывал на ночь с нею. Но Олег даже спросил её, просто сказал, хорошо выпив: "А теперь пора и баиньки". И Настя послушно расстелила постель.