Наталья Андреева - Любовь.ru. Любовь и смерть в прямом эфире

— Яша, пойдем! — Виолетта направляется к лестнице наверх.

— Яков Савельевич, возвращайтесь! — говорит ему Зося.

— Да-да.

Серафима Евгеньевна едва сдерживает слезы.

— Не отчаивайтесь, — говорит ей Люська. — В любви как в бою: выигрывает сражение тот запасной полк, что сидит в засаде.

— Но я совершенно не знаю, что делать! — жалуется Ирисова. — Она моложе меня на… на…

— Именно поэтому ваш Яков Савельевич ей ни к чему, — говорит Зося. — За стенами этого дома полно молодых и красивых мужчин. Вам надо только потерпеть.

— Но я не смогу ему этого простить! Если он… если она…

— Да ничего не будет! — уверенно говорит Градов. — Яков Савельевич стесняется женщин. Не думаю, что он будет целоваться с Виолеттой в прямом эфире.

— О господи! — Ирисова берется рукой за грудь с левой стороны, там, где сердце. — Целоваться!

— А вам приходилось делать это перед камерой? — спрашивает Зося. — Ведь вы же актриса!

— Но тогда фильмы были другие, — застенчиво говорит Ирисова. — Однажды в кадре я лежала с мужчиной под одним одеялом. Но совершенно одетая.

— А наша Веточка меж тем обожает разгуливать перед камерой голышом, — говорит Градов.

— Откуда ты знаешь? — накидываются на него Люська и Зося.

— Догадываюсь, — скромно говорит программист.

— Я, пожалуй, поднимусь наверх, — говорит Ирисова.

— Вот-вот, — улыбается Зося. — В конце концов, никому не запрещается смотреть, как пишут интерьеры.

Это похоже на продолжение предыдущего вечера: две женщины в комнате у мужчины, на исключительное внимание которого обе они претендуют. Отнюдь не молчаливое соперничество. Яков Савельевич пишет интерьер по памяти: идти в комнату Виолетты он наотрез отказался.

— Разве так можно? — сетует та. — Надо же видеть натуру! И потом: совершенно невыносимо, когда все время мешают!

— Я тебе, деточка, мешаю? — невинно спрашивает Серафима Евгеньевна.

— Нам.

— Яков Савельевич?

— Нет-нет.

— Господи, где они, настоящие мужчины? — в который раз вздыхает Виолетта.

Вэтот момент раздается стук в дверь. В комнату Кучеренко заглядывает Люська:

— Вета, ты хотела мои свадебные туфли примерить. Зайди.

— Что, потом нельзя?

— Может, меня скоро здесь не будет! — говорит Люська. — А туфельки — прелесть!

— Ну, есть еще завтра день.

— А надеть, если понравится, в субботу вечером?

— Отстань!

— Больше не предложу. Или ты идешь мерить туфли, или я их запираю под замок! — грозно говорит Люська.

— Вот привязалась! — Виолетта нехотя поднимается с кресла. — Ладно, пойдем.

Люська своего добилась: Яков Савельевич и Серафима Евгеньевна остаются наедине. Ирисова сразу же атакует:

— Яков Савельевич, я решилась! Предлагаю вам себя.

— Э-э-э… Простите, что?

— Разве вам по душе эта юная дева? Она же развратница! Она хочет от вас только одного!

— Но…

— Ах, и вам этого тоже хочется?

— Я…

— Мы должны с вами быть вместе!

— Я так сразу не могу, — мнется Кучеренко.

— Но в воскресенье кого-то из нас может уже здесь не быть! Если мы с вами проведем эту ночь вместе…

— Господи, до чего вы меня довели! — Кучеренко бросает кисть. — Никакой спокойной работы! Угораздило же меня в это ввязаться!

— Я вам не нравлюсь? — чуть не плачет Серафима Евгеньевна. — Вы меня не любите! Вы мне отказываете?

Кучеренко вздыхает:

— Как же я соскучился по свежему хлебу! И еда какая-то без него безвкусная. Аппетита совсем нет… Вы мне, конечно, симпатичны. Но эти камеры… — Он оглядывается, потом, понизив голос: — Надо что-то придумать. Одну хитрую штуку знаю.

В это время возвращается Виолетта:

— Туфельки и в самом деле прелесть. А у меня и платьице к ним есть подходящее. Как вы думаете, Крокодилица даст надеть? На вечерок?

— Ах, не знаю, не знаю, — загадочно говорит Серафима Евгеньевна.

— Вы тут в любви, что ли, без меня объяснялись?

— Вам, деточка, все равно не понять. Для вас любви нет.

— Как это нет? Очень даже есть. Ладно, я, пожалуй, спущусь вниз. Что-то кушать хочется, а Крокодилица сегодня ужин готовить не собирается. Яша, ну так мы обо всем договорились?

— Э-э-э…

Виолетта уходит, а Ирисова неожиданно тоже поднимается:

— Я совсем перестала заниматься собой. Надо бы у Люсеньки лак для волос попросить. Я еще зайду к вам Яков Савельевич. Попозже.

На лице у Кучеренко мучительное раздумье.