Татьяна Шахматова - Унесенные блогосферой

– Нужно, чтобы она просто слова эти свои умные написала: «Признаки речевой агрессии, язык вражды» – весь этот огород, – продолжал Борис, немного сбавляя громкость. – Формальное основание для обыска. Понимаешь? – втолковывал мне следователь, как будто я мог проникнуться его бедой и нажать тайную пружинку, отвечающую за доставку моей эксцентричной тетки под окна Следственного комитета.

Я пробормотал о больной родственнице, заменив телеграмму и почтового голубя на банальный телефонный звонок, и выразил желание подъехать, чтобы передать синюю папку.

– Сам приеду, – отрезал следователь. – А ты мне напишешь.

– Что? – изумился я.

– Ты ж филолог? – уточнил на всякий случай Борис.

– Да, но подпись…

– На бланке напишешь, без подписи. Это формальность. Вика вернется, подпишет.

– Но я же не занимаюсь экспертизой… Я только учусь, – слабо отбивалась «личинка филолога».

– Но филолог же!

Возразить было нечего, оставалось только надеяться на то, что Борис знает, что делает.

Страшное озарение пронзило меня, как только я повесил трубку. Я совершенно потерял голову – это было очевидно. Следственный комитет – это другой конец города, даже если Борис выйдет из здания сию секунду, по пробкам он явится только через час. Катастрофа! Я бросился перезванивать, но закон подлости работал без сбоев; видимо, следователь был уже в дороге.

Безжалостные гудки на том конце линии прервал входящий. В дверь. Как и было договорено, это пришла Ада Львовна, по выражению лица которой было ясно, что что-то произошло.

– Ничего не понимаю, – с порога заявила дама, сбрасывая мне на руки пальто. – Сегодня на заседание кафедры доставили срочный пакет из Министерства образования. Нашего Сандалетина номинировали на президентскую премию молодых ученых за особый вклад в науку.

От неожиданности я чуть не сел.

– И какой у него вклад? – Сердце мое учащенно забилось.

Преуменьшать опасность врага – это путь к проигрышу. Врага всегда подсознательно хочется записать в разряд дураков, но дураком Сандалетин, конечно, не был. И тут уж я не уставал звонить в звоночек у своей двери, напоминая себе об этом нерадостном факте. Публиковался наш ученый секретарь чудовищно много, в том числе в толстых журналах. Статьи свои он активно популяризировал, внедряя ссылки на них в собственные методички и цитируя себя любимого на семинарах.

В научной среде давно замечено, что научная тема – это всегда вопрос, на который человек пытается ответить прежде всего себе. Это автопортрет, ключ к человеку. То, чего он боится и любит больше всего. После того как у него не сложилось с судебной лингвистикой, Сандалетин немного перепрофилировался и занялся тем, что научно выделял критерии настоящего и мнимого искусства. Его занимали вопросы оригинала и его копий, всевозможных подделок, пародий, графоманства, подражаний и просто воровства; и то, что из всего многообразия тем он выбрал именно эту, говорило о нем больше любой исповеди и характеристики.

Аргументы Сандалетина-ученого всегда были неопровержимы. Вопреки пристрастию к мудреным терминам, заключения его блистали кинжальной остротой истины в последней инстанции: «Итак, с прискорбием приходится признать, что творчество автора Х мы никак не можем назвать самостоятельным и отвечающим высоким законам искусства. Это не писатель, это графоман».

Несмотря на то что журналы, публиковавшие Сандалетина, нередко получали судебные иски с претензиями и требованиями опровержений, далеко не все после этого переставали сотрудничать с ученым мужем. Безжалостные законы рынка СМИ требовали сенсаций даже от толстых литературных изданий, а вместе с этой волной, на которой издания отчаянно старались выплыть, всплыл и Сандалетин, держа вертикально вверх указательный палец, которым он с высоты своей университетской кафедры грозил всему творческому миру.

Названия статей Сандалетина говорили о том, что перед нами новый Белинский, стоящий на страже литературного вкуса современной публики: «Не тот, кем кажется», «Бумага не краснеет», «Уж не пародия ли он?».

Одним словом, печатных трудов у Сандалетина было очень много. И чем черт не шутит, сейчас мало кто хочет в чем-то разбираться, а вот навешивать ярлыки – это как раз любимое занятие нашего ускоряющегося общества. Может быть, награда нашла своего героя.

Я вглядывался в лицо Миллер, пытаясь понять, не разыгрывает ли она меня. Лицо авантюристки – неоднозначный тестер. Сейчас Миллер была грустна, и это не внушало оптимизма.