Татьяна Шахматова - Унесенные блогосферой

Я постарался извиниться перед Юлей за то, что задел тонкие чувства грубым словом «разводить». Это подействовало: пупс приняла важный совиный вид и продолжал:

– А на парах все сводится к тому, что Пигмалион ориентируется только на Галатею. Думаю, у каждого препода за всю практику бывает только одна такая Галатея, равно как и у Галатеи – только один Пигмалион.

– Самые интересные игры – это игры в людей, – отозвалась вдруг Надежда. Оказалось, она прислушивалась.

– С Пигмалионом вы связаны общей работой и чувствами… – продолжала Юля. – Вы делаете друг друга, влияете друг на друга…

«Убей меня – не верю, как говорил Сократ, за что и был убит», – любила приговаривать моя тетушка. Сейчас я чувствовал себя тем самым Сократом: даже под страхом смерти я не смог бы расшифровать сказанное Юлей.

Я снова вспомнил о нашем Леопольде, о том счастье, которое доставляла мне наша молчаливая дистанция. За неимением мужских примеров в семье все свои движения с пятого по седьмой класс, и даже потом, много позже, я сопоставлял с тем, что делал и говорил Леопольд. Тогда я не мог этого сформулировать, но сейчас понимаю. Мы никогда не были друзьями и не могли бы стать ими никогда, зато мы были настоящими учеником и учителем.

Сейчас, глядя на мечтательное некрасивое лицо Юли, я чувствовал, что за всеми ее словами стоит совсем не то, во что эта девушка так отчаянно хочет верить. Пигмалион, пусть Пигмалион, назовем это так. Но Пигмалион гордится своей Галатеей, Миллер же своих девочек стыдливо скрывала.

В этой ситуации плохо было только одно. Завтра мы с Адой Львовной должны были привести в действие наш план, а я до сих пор не представлял, чем рисковал.

Узнав, что Виктории нет, девочки не задержались долго, и я, оставшись один, обошел комнату, меланхолично рассовывая вещи, которые не успела убрать Надя. Взглянув на стол, я остановился: тщетность моих попыток навести здесь порядок предстала в виде расхристанной бумажной волны, в непрочном равновесии застывшей над столом. Отдельными брызгами из этого монстра выпрыгивали чьи-то визитки, страницы ежедневников, исписанные быстрой нервной рукой, сами ежедневники с растерзанными боками валялись здесь же. На вершине этой живописной кучи красовалась та самая синяя папка, которую я должен был занести Борису.

Была ли это вторая попытка убедить Следственный комитет в том, что филолог не может дать заключение за социолога, или Вика сдалась и дала ответ, раз уж Толкин все равно писатель?

Отогнув резинки, я прочитал: «Ввиду того, что в российском и мировом культурном пространстве произведения Дж. Толкина исследуются не только как художественные произведения, но также широко используются историко-географический, эзотерический, теологический, психологический и другие подходы, сформировалась область научного знания под названием «толкиенистика» [ссылка, сноска]. Прошу подключить по этому делу эксперта из названной области научного знания».

Мда, Иисусу Навину было бы проще остановить вращение Земли, чем следователю переиграть филолога в слова. В общем, я не завидовал тому парню из Следственного комитета, которому в ближайшее время вернется дело о толкиенистах. Где ему теперь искать специалиста в толкиенистике? Я не представлял. С другой стороны, следователь сам виноват: если филолог отправил к социологу, значит, надо идти к социологу. Потому что в противном случае можно отправиться туда, где сам Фродо кольца не искал.

Ее пальцы в моих волосах причиняли мне ощутимые страдания.

– Сволочь! – орала Виктория, впиваясь мне ногтями в кожу, стараясь драть как можно больнее. – Может, ты еще и трусы мои нацепил?

Она мутузила меня с такой силой, будто вообразила, что наш диван – это стиральная доска, а я – грязная простыня, с которой можно смыть позор с помощью силы женских рук. На самом деле Вика заблуждалась – ее трусы я не надевал, ограничился юбкой и косметикой.

Это было вчера, и справедливости ради надо отметить: несмотря на такую бурную реакцию, план сработал. Ловушка, придуманная Миллер и сделанная с помощью кудрей и сотового телефона, захлопнулась с добычей.

Затея понравилась мне в первую очередь тем, что предполагала посещение парикмахерского салона. Странно звучит, но не в моей ситуации. Я бережно хранил визитную карточку Маргариты, однако так и не решился позвонить ей. Больше всего я опасался даже не начала разговора, которое всегда в таких случаях бессмысленно и беспощадно, а того, что карточку она вручила мне просто потому, что снабжать клиентов визитками прописано в корпоративных правилах салона. И что тогда? Вика бы сказала «забуксовал». Парни из группы «Философия эротики» сказали бы «слоупок», типа отстающий. В каком-то смысле я и вправду был отстающим и отчетливо это понимал: одногруппникам врал, что у меня есть школьная подруга, которая поступила учиться в Москву, а школьным друзьям из «Философии эротики» рассказывал, что встречаюсь с девушкой из параллельной группы, так что особо меня не стремали, но сам-то я был в курсе истинного положения дел.