Татьяна Шахматова - Унесенные блогосферой

– И много таких записей у этого Валеры Романихина? – поинтересовалась Вика.

В качестве примера я мог показать с десяток. Время от времени у Валерия случалась «душевная болтовня» и «милые дурачества с друзьями», он любил слова «бесподобно» и «головокружительно», желательно в одном предложении, часто чекинился и любил фотографировать свои новые ботинки.

– Мда, вот этого я, признаюсь, не заметила, – задумчиво проговорила Виктория. – Это круто. Хороший анализ. Мужской и женский дискурс – необъятная тема и очень популярная сейчас, можешь статейку написать потом, так что записывай.

– Я записываю, – заверил я, а она снова уставилась в свой монитор.

Это все? Отлично! Я тоже вернулся назад к записям убитых, но успел бездумно пролистать только несколько. Виктория снова повернулась ко мне:

– Слушай, если этот Романихин – гей, латентный или явный, это не важно, то привязанность Светы к бывшему возлюбленному Денису становится еще более объяснимой.

– Ну, в общем, да. – Я не мог не согласиться. Бедная Золушка, богатый, но голубоватый принц. А может, есть еще какой-то любовник? Не бывший, а настоящий?

Виктория помолчала, нахмурилась, встала и прошлась из угла в угол.

– В записях я не заметила. Помнишь, соседка говорила, что ребенок сдавался в садик при любых обстоятельствах, даже если болел? Вот это вполне может быть признаком наличия живого реального любовника, так как у Светланы есть время только днем, когда муж на работе. Но это уже не наша задача. Перхоть и частички кожи с паласа в квартире криминалисты собрали, начальство на генетику санкции дало. Может, что-то и покажет.

– А родственников удалось опросить наконец? – поинтересовался я.

– Да, всех ближайших. – Она зевнула и продолжила без интереса: – Борис подстерег мать, Ольгу Романихину, когда она приехала в свою зубную клинику. Не могла же она бесконечно бегать. Только ее показания такие же бесполезные, как и показания профессора-отца, – все ее детей любили, по ее мнению. Позитивные, прекрасные люди. К тому же в ночь убийства Романихины-родители были на приеме в честь открытия конгресса физиков. Куча свидетелей, посиделки в ресторане, все такое. А мать Светланы живет в деревне. Отец давно умер, старушка совсем убита горем после похорон, тоже ничего не знает. Они с дочерью толком и не общались. Вот такие тупички.

– Почему тогда Романихины уклонялись от допросов?

– Не знаю, может быть, потому что Романихины – люди публичные. Избегают скандала.

– Ясно. А Вадим Романихин?

Тетка пожала плечами.

– У Вадима еще более прочное алиби. Борис на него в итоге вышел. Или он вышел на Бориса? В общем, они поговорили. Но свидетель из него еще хуже, чем из его родителей. Говорил официозней, чем я экспертизы пишу. Короче, Борис сейчас берет генетику со всех родственников и проверяет версию с Денисом Камельковым. Бывший любовник – хорошая кандидатура. Пусть следователи разбираются. Ты себе для диплома выпиши – дело-то эффектное. Но вся нагрузка в любом случае уже на следствии. А филологи тут бесполезны.

Она снова встала и, потягиваясь, прошлась по комнате, стараясь механически растянуть мышцы шеи.

Неужели мы снова пришли к тому, с чего начали? Что убийство не по филологической части. Что ж, возможно, Вика права. Все колонки моей таблицы были заполнены, языковые портреты убитых и их друзей составлены, только результатов это не дало никаких. Возможно, дело было действительно не в записях. Они больше ничего не проясняли.

– Есть хочется. Надо что-нибудь съедобное заказать, – сказала Виктория, заметив мое разочарование. – Найдешь что-нибудь?

Я закрыл компьютер и задумался. Вика сейчас не зря употребила слово «съедобное», потому что продукты, которые она способна употребить в пищу, – это тема отдельного сочинения. Видимо, из-за того, что в голове у нее было слишком много приспособлений для производства мыслительных операций, некоторые рецепторы туда просто не вместились. Надо было чем-то жертвовать, и в итоге природа удалила часть рецепторов вкуса. У Вики была острая непереносимость ракообразных, рыба вызывала аллергическую реакцию разной степени тяжести, порой дело доходило и до анафилактического шока, при этом вкуса рыбы она не различала, и надо было строго следить, чтобы блюдо было безопасно для нее. Она не ела творог и кисломолочные продукты, потому что различала их по вкусу примерно с той же остротой, что нормальный человек различает вкус ваты и пенопласта. Правда, слава богу, от молока она хотя бы не умирала. От соков и свежих овощей у нее возникал диатез, а грибы вызывали рвоту. В общем, накормить нашу Вику было делом довольно проблематичным. Зато отравить ее не составило бы никакого труда. Это обстоятельство еще раз подтверждало мысль о том, что интеллект – это девиация, отклонение от нормы и природа активно от него избавляется.