Татьяна Шахматова - Унесенные блогосферой

– Зато я не жирная, как ты, Анжелика, – ответила она манерно, пришлепывая надутыми губами, как, наверное, разговаривала Светлана Романихина.

Я ринулся на нее с подушкой:

– Вот тебе за жирную! Вот тебе за красивую накачанную жопу и за губы еще отдельно! А вот тебе салфетка в глотку за то, что ты такая успешная сука замужем и дома сидишь!

Отбиваясь от ударов подушкой, Вика упала на диван и расхохоталась.

– Мда, – сказала она наконец, промокая растекшуюся от слез туш. – Неужели люди такие идиоты?!

Конечно, это ужасно так ржать, когда в огромных холодильниках под белыми простынями лежат два покойника и ждут, когда ты наконец отсмеешься и ответишь на вопрос, кто цинично и жестоко отправил молодых и здоровых еще пару дней назад людей на тот свет. Но все-таки небольшое оправдание у нас имелось: то, что писала Анжела, было, пожалуй, еще чудовищнее нашего смеха.

– Нет, то, что эта Анжела дура, это и так ясно, – проговорила Виктория, листая открытый на моем ноуте сайт девушки. – Но она не убийца. И не могла бы ею быть даже при отсутствии такого хорошего алиби. Видишь, она социализирована, у нее есть суждения, пусть и дурацкие, под которыми, кстати, – обрати внимание на пост про брокколи и никчемных людей, – сто семьдесят пять лайков. Анжела – авторитет. Деньги у нее тоже есть, судя по названиям гостиниц, в которых она останавливается. Так что ни мотива, ни наклонностей и алиби хорошее.

Пролистав страницу Анжелы дальше, я убедился, что ее записи действительно читает много народу. На странице диетолога паслись целые стада девушек разной степени недовольства своей внешностью и активно обсуждали все, что та постила, – от цвета нового купальника до новой диеты. Меня вдруг осенило:

– Слушай, Вик, а может такое быть, что Света, как ты говоришь, долдонила просто потому, что хотела популярности, как у подруги?

– Но ведь популярности не было, – развела руками тетка. – Ты сам видишь количество реакций на посты. Неутомимый долдон достигает своей цели только при условии высокого доверия и интереса аудитории. Это Елена Проклова может долдонить с экрана, что она хорошо выглядит из-за израильской косметики, а не из-за пластических операций. Кто-то ей в итоге поверит. Но Проклова известная актриса, у нее есть публика. То же с Анжелой – как-никак, но она практикующий врач, ее аудитория состоит из клиентов, бывших и настоящих. А кто такая эта Светлана Романихина? Ни она, ни ее муж публичными людьми не являются. Друзьям они уже приелись, любопытства не вызывают. Так зачем же продолжать долдонить?

– То есть ты думаешь, что вся эта неземная любовь и идеальная семья рассчитаны не на всех, а на кого-то одного? На конкретного адресата, которому убитые были небезразличны?

– Да. И они… или она, Светлана, – допускаю, что мужа использовали втемную, – точно знала, кто это.

– Ты подозреваешь кого-то?

– Пока нет, – отозвалась Вика, снова утыкаясь носом в свой ноутбук.

Больше в тот вечер мне не удалось добиться от нее никакого внимания к делу об убийстве, она занималась отдельно, а я, предоставленный сам себе, не придумал ничего лучше, чем вертеть туда-сюда ленту друзей Романихиных, размышляя, кто из этих ста пятидесяти улыбающихся или дурашливых физиономий был способен на жестокое двойное убийство.

День никак не собирался кончаться. Стоило нам приняться за работу, как снова раздался звонок в дверь.

– Это твои девочки, – прошептал я, возвращаясь в комнату на цыпочках в надежде, что Вика попросит не открывать. Но она выругалась – на сей раз не слишком витиевато – и сама поплелась к двери.

Пока гостьи расшаркивались в коридоре, у меня внезапно возник кое-какой план, настолько корыстный, что я даже порадовался их позднему приходу. Я собрал волосы в хвост, на всякий случай, если девицы запомнили мою идиотскую прическу, которая благодаря неимоверной крепости профессионального лака все еще красовалась эмалированным ведром на моей голове, и вышел на огонек.

Вика обреченно ковырялась с чайником, а девицы были свободны.

Ту, что была похожа на пупса, звали Юля Волобуева. Второй я опасался гораздо сильнее и никогда не обращался к ней по имени, хотя имя у нее было невинное и простое: Надежда Колобкова.

– Привет! – сказал я как можно непринужденнее. – Как дела?

– Были бы прекрасно, но с вашим появлением стали великолепно, – своим низким голосом сказала Надежда Колобкова.