Леонид Костомаров - Десять кругов ада

Начальник колонии хохотнул и положил трубку. В последний миг майор уловил обрывок фразы, сказанной Львовым кому-то сидящему в его кабинете: "Чапаев развоевался". И понял, кому он это сказал. Волкову...

ЗОНА. НОЧЬ. СУЧИЙ БАРАК. УМЫВАЛЬНИК

В бараке после отбоя уже слышался храп, скрежет зубов, поскрипывания сеточных панцирей от расслабухи онанистов. Пахло спермой, как в таких случаях любил говорить проверяющий прапорщик Шакалов, тут же начинавший выискивать виновника.

Сипова тихо вывели к умывальнику и ловко связали, как кабана перед убоем. Колени притянули к груди. Сняли штаны.

- Пощадите! - визгнул Лифтер фальцетом.

- А ты щадил, гад, дэтышек? Они тебя просили, молили... Эти дэвочки матерями могли стать!

- Затмение, я болен...

- Нэ коси, мокрушник... это тэбе не воля... Я воровской прокурор, и скажи нам чэстно... Сколько было насилий в лифтах?

- Д-двенадцать... но я ни одну не убивал... только придушивал.

- Двадцать восэмь, у нас точные данные, нэхорошо врать. - "Прокурор" обернулся к сходке: - Ну, и что порешим? Баклан?

- "Бабу-ягу"!

Воры стояли над Сиповым стеной, его затравленный взгляд тщетно метался по их лицам. В голове билась мысль: "Где милиция?! Почему меня не спасают?"

И вдруг громко крикнул:

- Милиция! Караул!

- Мэнтов вспомнил, сука. Хорош, нэ то накаркает прапоров.

Опускать обычным методом никто не стал, брезговали Лифтером. Принесли старую, обшорканную до пучка метлу с толстой и длинной рукоятью, заправили ему сзади в дупло.

- Первый я, и все по кругу, - услышал Сипов голос с прибалтийским акцентом.

- Милиция!

- Заткныте ему пасть!

Комок вонючей портянки забили в рот, а потом Сипов с ужасом увидел, как высокий зэк разбегается, чтобы, словно забивая мяч в футбольные ворота, со всей силы ударить сапогом по кургузой метле...

И довелось испытать подонку то, что испытывали его беззащитные жертвы... и преступники в давние времена, посаженные на кол. Дерево с хрустом лезло все дальше, разрывая внутренности, вызывая адскую боль, а до угасающего сознания доходили команды:

- Второй, трэтий, дэсятый... Готов. Баба-яга на мэтле...

Потом вынули метлу, забили кусок портянки в очко, надели штаны и отнесли на кровать. Прокурор завершил свою речь:

- Такой большой дядя, а помэр во сне. Сволочь!

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

На день рождения Гоги чаевничали человек тридцать. Выпили литров пятнадцать чифиря, съели пять кило конфет, и через час в тесном кругу остались лишь особо приближенные к имениннику, избранные люди - Дупелис, Коршунов, Дроздов, Бакланов, Лебедушкин. Последний затянул:

У нас, воров, суровые законы,

И по законам этим мы живем,

А если честь вора уронит,

То ширмача попробуют пером.

- Хорош горланить про сознательных! - оборвал его Дупелис.

- Да ты дослушай... Какой там сознатэльный... - положил ему руку на плечо Гоги, кивнул Володьке: - Продолжай.

А в это время на Беломорканале

Шпана ему решила отомстить.

И утром рано зорькою бубновой

Не стало больше суки ширмача.

Володька допел, отбросил гитару и повернулся к Дроздову, дремавшему после чифиря в уголке кровати.

- Ну что, бродяга? Как там тебя - Гамлет или Дон Кихот?

- Что? - откликнулся тот, не открывая глаз.

- Че? Приколи чего-нибудь, че... Тоже мне Гамлет.

- О чем? - разлепил тот сонный глаз. - Об архитектуре, что ли?

- При чем архитектура здесь? - огорчился Гоги. - О бабах расскажи...

Дроздов смущенно улыбнулся, присел, протянул руку за кружкой, допил оставшийся свой чай, вытер удовлетворенно губы, крякнул:

- Поколесил я, братцы, немало, скажу вам...

- К делу... - перебил его злой Дупелис.

- Ну что ты? - развел руками Гоги. - Дай чэловеку собраться.

Дупелис оглядел его, встал, ушел к выходу.

- Обидэлся... - вздохнул Гоги.

- Нервничает, - кивнул Бакланов. - Он перевода ждет, в Литву, а они мурыжат его все. Понимай ситуацию.

Помолчали.

- Давай, давай, Гамлет, - подтолкнул Гоги Дроздова.

- Ну. Кто-нибудь слышал из вас, как лягушка в пасти у гадюки квакает? Она кричит вначале "ква-ка-ко-ва". А в пасти уже - "хва-хва-тит". Вот ведь как. Шипение гадюки искажает звук, и потому получается, будто просит лягушка хватит, мол. Она еще надеется, что гадюка с ней в бирюльки играет.

Дроздов замолчал.

- И все? - разочарованно протянул Володька.

Дроздов смущенно пожал плечами. Он был уже далеко...

ВОЛЯ. ДРОЗДОВ

То была целая роща танцующих берез. Да, да, изгибались они тонкими, гибкими своими телами, переплетались, отходили друг от друга, выстраивались в хоровод. Идешь через рощу эту и будто попадаешь в иной мир, не то что городской - во всем одинаково скучный на фантазию. Здесь же стихия образов и чувств. Как архитектор, ответственно заявляю...