Леонид Костомаров - Десять кругов ада

- Как же. Ястреб, тебя отпустили к нам?

- Врачи по болезни... на свежий воздух отправили, помирать... Кваз, говоришь, там, это уже хорошо.

- Ворон у него Васька был... Приручил...

- Живность любит... - хохотнул Ястреб, - в крытке таракана кормил, пока я его не схавал. И в кровянку не играл...

А я оглядываю его, и мороз по спине от страха, даже смотреть на него жутко, глаза сами уходят в сторону. Ну, ничего, сживемся, такой дерзкий друган не помешает. А ему терять нечего, видно сразу, что не жилец... Ястреб - вор в авторитете.

ЗОНА. МЕДВЕДЕВ

Ястребов сидит в моем кабинете... Я еще вчера изучил дело, теперь же пристально разглядываю его самого. Тонкий, хищный нос, впалые глаза в постоянном недоверчивом прищуре, ехидная складка в правом углу неряшливого рта, отчего кажется, что губы смещены вправо. На лице отпечаток извращенности и своеволия, что способны толкнуть его на все...

Я нахмурился, с неприязнью отвел взгляд: троих ведь убил в зонах, по-видимому, полная деградация личности. Опять Волков подсунул в отряд типчика...

- Работать придется на бетоне, - сказал я ему, закуривая папиросу.

- Трудно мне на бетоне, - прохрипел зэк и зашелся в частом сухом кашле, содрогаясь всем телом.

- Ну и как насчет прежней жизни? Может, одумаешься на старости лет?

- Я давненько завязал, - как-то приторно ухмыльнулся Кеша. - Иначе бы не прислали к вам из "крытки", на воздух. Нарушать режим не буду. Но и в актив вступать не буду. Вот и все мои соцобязательства. - И снова расплылся в улыбке. Да так и застыл, встретившись со мной взглядом и обнажив леденящую жестокость лица с бешеными белесыми глазами.

- Если ты затаился и опять масть откроешь, то молодежь начнет брать с тебя пример воровской, считаясь с твоим прошлым авторитетом. Предупреждаю...

- Я в этих кружевах не разбираюсь, - прервал меня зэк, - гражданин начальник, я нервный, и не надо мне мозги полоскать, - закончил с дрожью в голосе, наглядно демонстрируя свою истеричность.

- Не напугал... - усмехнулся я, - видал и похлеще.

И тут я почуял его запах... на меня пахнуло могилой...

На другой день пошел в промзону. Поднимаюсь к электрикам на второй этаж. У них стенка вся опять бабами оклеена. Под столом пустая банка из-под сгущенки валяется.

- Ну? - спрашиваю, пнув банку и на фотографии кивая. - Уберите дразнилки!

Один полез отдирать фотки, второй банку поднимать, сопят, злятся, откуда, мол, майор нарисовался, как хорошо без него было.

Ничего, скоро отвяжусь... А пока терпите.

- Вот так акты на вас пишут, а потом не знаете, как оправдываться? беззлобно я им говорю, как сынкам - молодые они ребята, несмышленые. - А детали для чего? - спрашиваю про радиодетали на столе. - В эфир хочешь выйти, рассказать что?

- Да это блок контрольно-измерительный, - поясняет, улыбаясь, один из молодых.

- Смотри, - предупреждаю. - А то тут один... Кулибин передатчик раз у нас смастерил. С Америкой, наверно, хотел договориться... чтобы походатайствовали за него...

Кивают. Винятся - не будем больше. Вижу - точно, не будут. Ушел от них спокойный.

От электриков направился в раздевалку - любимое место Волкова с его шмонами. Сейчас, правда, наш горе-оперативник прыть поубавил, а здесь все, что угодно, можно найти...

ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ

В нос шибанул стойкий запах пропитанной соляркой, соленым потом и еще невесть чем рабочей одежды, разогретой горячими батареями. Мамочка даже отступил с непривычки. Затем, собравшись с силами, снова взялся за ручку двери, но все же решился только заглянуть. Чихнув, прикрыл дверь - вот мерзко-то, как же они, бедняги, это терпят?

Направился в душ. Сегодня он решил обойти все, по полной программе сделать обход.

Здесь запах был другой - смесь хлорки и пота, ржавчины, прокисших в воде тряпок и хозяйственного мыла. Грязно, затхло и здесь было, не убирали за собой зэки. На кафеле уже появилась зеленоватая слизь, трубы с оторванными лейками, патроны без лампочек на сером, в разводах ржавчины потолке. Да...

В столовой - просторном зале с деревянными столами и скамейками - прошел сразу к раздаточной - кухонному штабу. Дремавший там пожилой раздатчик Клушин, издали увидев майора, схватил тряпку и стал лихорадочно протирать стол. Так с тряпкой и приветствовал майора.

Мамочка оценил трудовые потуги.

- Что на обед?

- Суп гороховый, сечка! - просыпаясь, выпалил Клушин, кивая на ряд привезенных только что армейских термосов.

Проспавший уборку мучительно соображал, зачем пришел майор: ругать, проверять или просто перекусить?