Крейг Макдоналд - Убить Хемингуэя

– Что это? – повторила Ханна.

– Абсент, – ответил Гектор. Он достал пакет поменьше. – Здесь мерные ложки и бокалы, – сказал он. – Полагаю, у тебя найдется кусковой сахар, Мэри?

Еще одна хитрая улыбка.

– Правильно полагаешь, Лассо.

– Я думала, абсент запрещен, – заметила Ханна.

– Очень даже, – подтвердил Гектор. – И очень давно. Еще в тысяча девятьсот тридцать пятом году, на Флорида-Кис, старый художник принес три бутылки абсента на вечеринку к Хему. Эта – последняя из них. После того как мы с Хемом в тридцать седьмом году разошлись, Паулина принесла последнюю бутылку мне. Сказала, чтобы я ее сохранил до того момента, когда она помирится с Папой, уведет его от Марты – и мы сможем распить ее втроем. В конечном итоге мы с Хемом помирились, но так, как она планировала, не сложилось.

Ханна сморщила нос:

– Думаешь, его еще можно пить?

Гектор пожал плечами:

– Трудно представить, что он может принести больший вред, чем в свои лучшие годы. – Он подмигнул Мэри: – In vino Veritas, так? Греет брюхо и развязывает язык? Ты как, Пикл?

Мэри подмигнула в ответ:

– Валяй действуй, Лассо.

Гектор улыбнулся и принялся готовить абсент.

– Я пас, – заявила Ханна.

– Разумеется, – согласился Гектор. – Бриджит пока слишком мала, чтобы делать из нее любительницу абсента.

Ханна слегка сомневалась в необходимости напоить Мэри абсентом: вдовушка уже пребывала в алкогольном тумане. Мэри ей пьяно улыбнулась:

– Так с чего мы начнем, дочка?

– С конца, – улыбаясь, ответила Ханна. – Я же говорила, остальное уже есть у Ричарда.

– Но тебе может прийти в голову спросить о чем-нибудь, о чем он спросить не догадался. – Мэри приняла свой первый стакан абсента. Гектор соорудил себе такой же.

– Я читала черновик ваших мемуаров, – сказала Ханна. Как же это было тяжко. – Не представляю, о чем можно еще спросить по поводу шестьдесят первого.

Мэри приложилась к абсенту:

– Валяй спрашивай. – Она сделала еще глоток. – Знаешь, я пью это в первый раз. Вполне могу на него подсесть. Господи, он бодрит.

– Как лягающийся мул, – отозвался Гектор. – Зато нет похмелья.

Ханна спросила:

– Что вы имели в виду, когда говорили, что нельзя лишать человека возможности добраться до своей собственности? В смысле, когда вы заперли все ружья Папы, а потом оставили ключи к этой кладовке на видном месте. О чем вы тогда думали?

Мэри чмокнула губами и выпила еще глоток запрещенного напитка:

– Знаю я, что ты имеешь в виду. Господи, дочка! Зачем тебе это? Господи!

– Что вы имели в виду? Я про ключи.

– Я имела в виду то, что сказала, и я сказала то, что имела в виду.

Ханна покачала головой:

– Я считаю, что это самое важное, что нам осталось обсудить, Мэри. – Она подвинулась поближе, глядя в глаза старухе и печально качая головой. – Вы знаете не хуже меня, что вас поносили за это заявление все, кто любил вашего мужа. Все те, кто считал, что вы каким-то образом подвели Папу…

Теперь на лице вдовы появилась откровенная злоба.

– Эрнест подвел меня. И самого себя, этот большой слабый мудак. – Лицо Мэри стало красным.

Но Ханна твердо стояла на своем. Она глубоко вздохнула.

– Мэри, я не говорю вам ничего такого, чего бы вы не слышали или не читали о себе раньше, – сказала она. – Те, кто верит в Папу, не расположены к вам.

Гектор протянул руку и игриво коснулся колена Мэри:

– Изобразить тебя привлекательной фигурой – задача не для слабонервного. Ты должна это признать, Мэри. Это так – по крайней мере, когда дело касается его страстных почитателей и ученых. Тебе, скорее всего, придется пережить самое суровое нападение на себя в будущем году, когда этот профессор из Калифорнии опубликует свою биографию Папы. Я слышал, что тебя он в своей книге не пощадил. Это твой шанс заткнуть рот твоим критикам. Ты сможешь нейтрализовать их красиво, так я думаю. Расскажи им, почему ты заперла ружья и оставила ключ в доступном месте. Будь откровенной и не изворачивайся.

Вдова вроде бы задумалась. Покусала губу. Гектор наблюдал за ней. Он знал все эти фокусы: продумывание ходов, взвешивание слов.

Ханна присела на корточки и сжала руки Мэри:

– Речь ведь идет о вашем наследстве, вашей затяжной игре. Вы должны бороться и победить. Остальное, – добавила Ханна, гладя Мэри по волосам забинтованной рукой, – остальное не имеет никакого значения.

Мэри была в ярости. Ее и без того узкий рот превратился в кроваво-красную рану. Она оттолкнула руку Ханны: