Агата Кристи - Роза и тис

Я решил присмотреться повнимательнее и, если окажется уместным, произнести для начала несколько фраз.

Смотря по обстоятельствам.

Однако все мои расчеты были нарушены самым неожиданным образом. Бросив взгляд через край стоявшей напротив тарелки, я вдруг заметил, что в суп упала капля... другая... Ни всхлипа, ни малейшего движения или какого-нибудь выражения горя... Слезы лились из глаз и капали в суп.

Я был ошеломлен и стал украдкой наблюдать за ней.

Слезы вскоре прекратились, ей удалось овладеть собой и даже доесть суп. Я не мог удержаться и (что было совершенно непростительно) сказал:

- Вы ужасно несчастны, не правда ли?

- Я абсолютнейшая дура! - с жаром воскликнула она.

Больше никто из нас не произнес ни слова. Официант убрал суповые тарелки и стал раскладывать второе блюдо: по крошечному кусочку мясной запеканки и на гарнир - изрядную порцию капусты из огромной миски. К этому он милостиво добавил по два ломтика жареного картофеля. Я посмотрел в окно и рискнул сделать какое-то замечание по поводу мелькавших за окном пейзажей. Потом произнес несколько фраз о Корнуолле, сказал, что не очень хорошо его знаю. А она? Да, она знает Корнуолл хорошо, так как жила там. Мы стали сравнивать Корнуолл с Девонширом и Уэльсом и восточным побережьем ничего не значащий обмен репликами, просто способ сгладить неловкость: она была виновата в том, что проливала слезы в общественном месте, я же провинился, позволив себе обратить на это внимание.

Лишь спустя некоторое время, когда официант поставил перед нами кофе, а я предложил ей сигарету и она приняла ее, мы вернулись туда, откуда начали.

Я извинился за то, что так глупо себя вел. Просто не смог сдержаться. Она сказала, что я, наверное, считаю ее форменной дурой.

- Нет, конечно! - возразил я. - Просто подумал, что вы дошли до предела. Так оно и было, не правда ли?

- Да, верно... - взволнованно произнесла она. - Но это крайне унизительно.., дойти до такой степени жалости к самой себе, когда уже не соображаешь, что делаешь и кто тебя видит.

- Вы помнили об этом. И очень старались сдержаться.

- Не выла в голос, если вы это имеете в виду.

Я спросил, действительно ли все так плохо. Весьма плохо, был ответ, она правда дошла до предела и не знает, что делать дальше. Пожалуй, я уже и сам это почувствовал. Ее окружала какая-то напряженная атмосфера отчаяния, и пока Дженнифер находилась в таком состоянии, я не хотел, чтобы она уходила.

- Расскажите о себе. Я посторонний человек, а постороннему можно рассказать. Это не имеет значения.

- Собственно говоря, рассказывать нечего, я сама все запутала и испортила - абсолютно все!

- Наверное, положение не так уж безнадежно, - заметил я.

Мне было ясно, что Дженнифер необходимо успокоиться, ей нужна новая жизнь, новые силы.., нужно, чтобы ее вытащили из трясины страданий и долготерпения и снова поставили на ноги. У меня не возникло ни малейшего сомнения, что я и есть тот человек, который способен это сделать... Да, все произошло так быстро.

Дженнифер с сомнением посмотрела на меня, как недоверчивый ребенок, но все же начала рассказывать.

В самый неподходящий момент, как всегда бывает В подобных случаях, официант принес счет. Хорошо, что это был третий ленч и никто не стал выпроваживать нас из ресторана. Я добавил десять шиллингов к своему счету, и официант, сдержанно поклонившись, тотчас исчез.

Мы вернулись к нашему разговору.

Судьба жестоко обманула Дженнифер. Она с необыкновенным мужеством встречала трудности, но их оказалось великое множество и они не прекращались, постоянно возникая одна за другой, а физических сил было немного.

Все складывалось как-то неладно с самого начала - ив детстве, и в юности, и когда она вышла замуж. Мягкость характера и в то же время импульсивность постоянно ставили ее в трудное положение. Можно было избежать трудностей, всегда подворачивалась лазейка, однако Дженнифер предпочитала встречать свои неудачи с открытым забралом. А когда, проиграв, она наконец решала воспользоваться подвернувшейся лазейкой, та ее неизменно подводила, и Дженнифер попадала в еще более скверное положение.

Во всем, что с ней происходило, она винила себя. У меня потеплело на сердце от такой привлекательной черты характера. Не было ни обиды, ни обвинений. "Наверно, - повторяла она задумчиво, - каким-то образом я сама виновата".

Мне хотелось закричать: "Нет, конечно же это не ваша вина! Разве не ясно, что вы - жертва? И всегда будете жертвой, пока не выйдете из фатальной роли человека, постоянно принимающего вину на себя!"