Лариса Соболева - Жизнь и смерть в ее руках

– Нет. Нет. Нет, – как автомат, отбарабанил Спартак Макарович. – В подвале крысы… я взял, чтобы…

– Разрешите вам не поверить, – перебила его она. – В начале десятого вы шли не к Колчину, а в кабинет Пал Палыча за пистолетом. И тут вы увидели полоску света между дверью и стеной, тень на ней. А мне сказали, будто шли в туалет в одиннадцать и только тогда заметили свет в приемной, то есть перенесли время действия. Но вернемся к началу десятого. Увидев свет, осторожничая, а может, опасаясь неожиданной встречи с тем же Ермаковым, вы кинулись в кабинет Колчина. А чтобы оправдать свое появление, предложили ему выпить у вас чашку чая, мол, именно за этим и зашли. Значительно позже, когда были уверены, что в здании точно никого нет, вы вошли в кабинет Пал Палыча и взяли его пистолет. Только свет погасить забыли! В таких делах вы неопытны, поэтому слишком торопились покинуть кабинет и приемную. Следовательно, вы готовились к встрече с Ермаковым.

– В меня вчера стреляли, – привел он веский аргумент в свою защиту.

– А вы не догадываетесь, почему?

Он молчал, постепенно плечи его опускались все ниже и ниже, словно на них лежал непомерно тяжелый груз.

– Вас хотели и хотят убрать как свидетеля, потому что вы стали лишним элементом в игре, – добивала его Урванцева. – К тому же вы допустили огромную ошибку, застрелив Ермакова. Понимая, что на вас выйдет следствие, что вы ненадежны, ваши сообщники решили убрать вас. Все очень просто. А вы работали на них. Вы порекомендовали нового водителя для Князева, а также посоветовали Оскару обратиться в «Ринг», когда потребовались новые охранники. Так что же произошло, почему вы запланировали убить Ермакова?

– Я не планировал… – выдавил он с трудом. – Я взял оружие для уверенности… для собственного спокойствия…

– Бросьте. У вас есть личный пистолет. Из него вы стреляли в Захарчука, когда тот практически в лоб обвинил вас в убийстве Ермакова, но не попали. Вы приняли его слова за чистую монету, а он брал вас на арапа. К счастью, ваши сообщники не попали в вас, – Урванцева не преминула напомнить об угрозе его жизни.

– Я… – давил из себя слова Спартак Макарович, – действительно взял оружие, потому что боялся… Ермакова… и всех…

– Но пистолет вы взяли чужой, Пал Палыча.

– Я не брал на работу свой… пистолет, – запинаясь, признался он. – Взял у Павла для уверенности, потом хотел вернуть… Колчин рассказал, как Ермаков сдавал ключи от кабинетов, я понял… он ищет меня. Аппаратура лежала в подвале, в ящике… Я разбил ее, выносил частями. Осталось вынести последний раз…

– Выносили через пожарный ход, так? – уточнила Урванцева. – Таким же способом и занесли. Для этого вы перекусили дужку замка…

– Заносил свободно, здесь собрал… – трагическим тоном сказал он. – Я не знал, что встречу его в подвале… там мне было всегда не по себе, поэтому я и взял пистолет… Но он… поджидал меня, а потом… он так ненавидел меня…

– И вы застрелили его из пистолета Князева, бросили оружие возле Ермакова, чтобы подозрение пало на Пал Палыча.

– Нет, я не так… Мне стыдно… – Он низко опустил голову и неожиданно заговорил с несвойственной ему страстью: – Мне обещали руководство заводом. Да. У меня столько планов, столько разработок… Куда это все?.. Куда?! Жизнь проходит… Она, подлая, такая короткая, столько не сделано, не прочитано, не познано. Пал Палыч не стал бы внедрять мои идеи, они требуют много денег и времени. А всего-то следует запустить один цех, экспериментальный…

– Насколько мне известно, Пал Палыч создал конструкторское бюро, которым вы руководили за дополнительную оплату. Он же влип и в авантюру с новой техникой для фермеров, которую разработали вы.

– Знаете, сколько стоит такая работа на Западе? – Он вдруг поднял голову и негодующе сверкнул глазами.

– Дешевое оправдание, – буркнул Колчин. – У тебя зарплата не меньше, чем на Западе, а то и больше, ты просто плохо осведомлен.

– Так, – решила подвести итог следователь. – Значит, вам сообщники пообещали руководство заводом. И вы стали фактически шпионом компании «Форсинг».

– Не совсем так… – тяжело задышал Спартак Макарович.

– А как? – требовательно произнесла она.

– «Форсинг»… нет… я договаривался… меня увлекли…

Спартак Макарович вскочил. На глазах у всех у него потемнели губы, лицо стало красным, затем синюшным.

– Ему плохо, – констатировал Чупаха, кинувшись к инженеру, который рухнул на пол. – Лена, вызови «Скорую»! Врач есть на заводе?