Жорж Сименон - Люди, живущие по соседству. Часовщик из Эвертона

— Вы свободны сегодня вечером?

— Надо же! Вы хотите продолжить?

Он смотрел на нее так, что она расчувствовалась.

— Если хотите, подождите меня у выхода.

Они следовали той же программе, что и в первый раз. Он казался угрюмым и нарочно выпил больше обычного. Расставаясь с ней на пороге ее квартиры, он спросил, глядя на нее так же сурово, злобно, как и утром:

— Вы хотите выйти за меня замуж?

— Я?

Рут засмеялась, затем стала серьезной. Она смотрела на него с большим вниманием. На ее лице застыли удивление и одновременно некая тревога.

— Да что с вами? Виски?

— Вы же знаете, что нет.

Конечно, она знала.

— Мы поговорим об этом в другой раз, — прошептала она, поворачиваясь к двери.

Он схватил ее за руку.

— Нет. Сейчас.

Она не предложила ему войти. Она действительно боялась его.

— Пошли!

В течение почти двух часов они бесцельно бродили по тротуару, среди одних и тех же фонарей. Они не держали друг друга за руки, не останавливались, чтобы поцеловаться.

— Почему вы хотите на мне жениться?

Он, заупрямившись, ответил:

— Потому что!

— А если вы будете получать то, что хотите, другим способом?

— И все же я на вас женюсь!

— Вы не тот мужчина, который сможет жить с такой женщиной, как я.

Почему он в своем полусне сразу же подумал о ней, едва взглянув на ребенка на руках у матери? На протяжении многих лет он гнал от себя это воспоминание.

— Вы полагаете, что будете счастливы со мной?

Он ничего не ответил. О счастье не было и речи. Он не смог бы объяснить. Впрочем, все это было слишком смутным и не поддавалось словесному выражению. Важным было лишь то, что он принял решение и держался за него.

— Так это «да»?

— Я дам вам ответ завтра утром.

— Нет. Немедленно!

Через две недели он на ней женился. До этого он не вступал с ней в интимные отношения. Вскоре он запретил ей работать.

Это была мать Бена. Однажды вечером, двадцать месяцев спустя, она ушла, оставив ему ребенка. Он не сердился на нее. В первую ночь в пустом доме он почувствовал лишь досаду, словно потерпел поражение. Он знал, что это означало. Рано или поздно он должен был потерпеть поражение, поскольку корнями это уходило очень далеко, в события, которые он переживал, будучи еще ребенком.

Это никого не касалось. Он не должен был об этом думать. Бен остался с ним, и это главное.

Через много лет, когда Бен превратится в мужчину, они, возможно, смогут об этом поговорить. Дейв скажет сыну правду.

Мысль, что этих многих лет может не быть, что его сыну не дадут возможности превратиться в мужчину, даже не пришла ему в голову. В Индианаполисе он едва не бросился во Дворец правосудия с чемоданом. И только по дороге, в такси он вспомнил, что следовало бы оставить его в гостинице.

— Остановитесь сначала у какой-нибудь гостиницы.

— В центре города?

— Как можно ближе ко Дворцу правосудия.

Теперь, когда Гэллоуэй был почти рядом с сыном, его охватило нервное нетерпение. Он увидел огромную площадь, окруженную каменными зданиями, узнал то, что должно было быть Капитолием, затем, чуть дальше, здание почтового отделения с капителью, которую поддерживали белые колонны.

Шофер опустил флажок перед казавшейся роскошной гостиницей.

— Подождите меня, пожалуйста.

— Дворец правосудия — вон там! — ответил шофер, показывая на одно из зданий.

Он вошел через дверь-турникет вслед за шофером, донесшим его чемодан до стойки регистрации.

— Вы забронировали номер по телефону?

— Нет. Я хочу получить комнату.

Ему протянули несколько карточек. Он написал свое настоящее имя, которое служащий прочел вверх ногами. Возможно, служащий сразу же понял, зачем он приехал, поскольку не стал спрашивать, на сколько дней он хочет остаться.

— Проводи мистера Гэллоуэя в номер 662.

Он не собирался подниматься в комнату, но не осмелился возразить. Но раз уж поднялся, он вымыл руки, освежил лицо и причесался.

Гэллоуэй надеялся, что они не сразу примутся допрашивать Бена, что они дадут ему возможность поспать. Разрешили ли они ему умыться и переодеться?

Когда он шел через холл, несколько человек пристально следили за ним глазами.

Это не произвело на него ни малейшего впечатления. Он не чувствовал никакого смущения.

Было десять часов утра. Во Дворце правосудия адвокаты, судьи, судебные приставы деловито сновали от одной двери к другой, держа в руках папки. Гэллоуэй растерялся и бросился к служащему в форме, стоявшему около двери.