Лин Гамильтон - Воин мочика

— Да ты вовсе не о Джине Ивсе заботился! Ты сделал это по той же причине, по какой открыл магазин напротив моего, — прошипела я, болезненно осознавая, что соседи начинают на нас коситься. Но сдерживаться я уже не могла. — Ты сделал это назло! Но зачем? Я ведь оставила тебе половину денег за магазин. Да и у Селесты, как вижу, довольно средств, чтобы ты ни в чем себе не отказывал.

— Дорогая моя, но ведь дело не в деньгах. Мне всегда требовалась возможность творческого самовыражения.

— Ну да, конечно! Я тебе не дорогая!

Вскочив с места, я решительно зашагала к выходу, перешагивая через ноги сидящих. Глаза мне жгли слезы ярости, и я что есть сил старалась загнать их назад. Тем временем уже выставили очередной лот. Торги продолжались. У самого выхода я вдруг заметила, что кто-то прячется — действительно прячется, иного слова тут не подберешь, — за кадкой с пальмой. Вот странно! Я и представить не могла, что он тут делает. Номера у него не было, и выглядел он еще неуместнее Ящера: дерганный тип весь в черном, глаз не сводящий с того, что происходит в зале. Должно быть, проходя мимо его укрытия, я невольно отвлекла его от торгов. Он вдруг обернулся и пристально уставился на меня. Я чуть не вскрикнула. Глаза у него оказались жгучие, черные, глубоко посаженные, а руки с тыльной стороны заросли черными волосами. Сама не могу объяснить, почему, но его манера отставлять руки от тела, точно клешни, напомнила мне краба или даже черного паука, причем преядовитого. На несколько мгновений глаза наши встретились, а затем он снова отвернулся.

Невольно заинтригованная, я тоже остановилась взглянуть, что там происходит. Торги вновь оживились, два участника — Клайв и Ящер — ожесточенно сражались за очередной лот.

Предметом, вызвавшим такое оживление, оказалась коробка со всякими мелочами, невостребованная на таможне и потому выставленная на распродажу. Я успела мельком взглянуть на нее еще до начала аукциона, но особого внимания не обратила, а сейчас, торопясь уйти, не слышала описания. По моим смутным воспоминаниям, там было полно всякого хлама и, может, пара-другая интересных вещиц, хоть и ничего такого, что бы мне захотелось купить.

Но я знала, что именно там так привлекло Клайва: маленький резной ароматический флакончик из нефрита. Одной из страстей моего экс-супруга было коллекционирование и, если считать по десятибалльной шкале, ароматические флакончики удостоились бы примерно девяти с половиной баллов. Он собрал уже весьма внушительную коллекцию, которая в свое время гордо красовалась у нас в гостиной на полочке за стеклянным кофейным столиком. Иногда мне удавалось дарить Клайву новые экземпляры на Рождество или день рождения — и он всегда особенно радовался таким подаркам.

Тем временем страсти на аукционе накалялись. Ящер бросал на Клайва отчаянные взгляды, но всякий раз исправно набавлял цену, которая росла прямо с фантастической скоростью. Клайв подался вперед, а Ящер отирал пот со лба, до того ему хотелось заполучить эту коробку. Однако уже стало ясно, что у Клайва еще есть резервы, а у Ящера нет.

И вот, когда молоток аукциониста уже готов был опуститься, возвещая победу Клайва, мой торжествующий экс-супруг расслабился и, склонившись к хорошенькой молодой соседке, начал нашептывать ей что-то на ухо.

В этот-то миг меня и осенило. Я отплатила Клайву его же монетой. Вскинула табличку и, не успел он опомниться, вдруг оказалась гордой владелицей коробки со всяким хламом, которая стоила, к вящему моему ужасу, девятьсот девяносто долларов. Удивительно злобная выходка — не говоря уж о том, что опрометчивая, ребячья и даже глупая.

Как выяснилось позднее, худшей ошибки я в своей жизни еще не совершала.

— Клайв! Их перехватил Клайв! — вскричала Мойра. — Кошмар какой!

Мы сидели в маленьком офисе при магазине, созерцая эту разнесчастную коробку всякого хлама, которую я приобрела на аукционе. Дизель, рыжий разбойник, носивший гордый титул Официального Магазинного Кота, вспрыгнул на стол и сунулся носом в коробку. Порывшись там буквально пару секунд, он поднял голову, одарил меня презрительным взглядом и удалился по более интересным и плодотворным делам.

— Сама знаю, что глупо, — сказала я вслед удаляющемуся нахалу.

Миг чистой радости, что я испытала, перекупив нефритовый флакончик из-под носа у Клайва, продлился недолго. Честно говоря, даже до выхода с аукциона не продлился. Я наслаждалась победой лишь до того, как протянула личную кредитку (нельзя же было взваливать на лавку ответственность за собственные глупости!), чтобы оплатить покупку. Тысяча, ну, точнее, девятьсот девяносто долларов, практически исчерпали мои свободные средства, и в магазин я вернулась в состоянии, близком к отчаянию.