Роман Канушкин - Джандо

— Смотрите, что творится в небе, — проговорил он, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Ты чего это, Жан, — усмехнулся кто-то, — галюники начались?

Только что в морозном московском небе, сотворившись из мрака, закрывшего звезды, появилось нечто, не поддающееся никаким описаниям. Жан стоял, вдавленный в освещенный огнями тротуар, не в состоянии больше вымолвить ни звука и лишь подняв вверх худую слабую руку. Казалось, что прямо из тела ночи выступило что-то невообразимо огромное и повисло над Москвой, закрыв половину неба. А потом из-за края этого сумрака показалась непривычно большая и все еще круглая луна, и в льющемся кроваво-золотом огне чужого светила Жан увидел отблески стен. Громадная башня неслась над Москвой. Нет, конечно, она стояла, навалившись своей безмерной тяжестью, но все это вместе — башня, сумасшедшая кровавая луна и сумасшедший город— неслось куда-то…

— Башня, — прошептал Жан. — Всмотритесь — башня!

Но в морозном московском небе уже ничего не было.

Друзья лишь добродушно смеялись:

— Дядька, завязывать пора…

— Нет, только что было, — настаивал Жан, голос его дрожал, и, несмотря на мороз, на лбу выступили капельки пота.

— Жан с поднятой рукой, — прозвучал насмешливый женский голос, — пророк визуальных образов… Ты чего сегодня пил? Больше этого не пей, хорошо?

— Дура, — огрызнулся несчастный фотограф. — И потом, смотрите — сейчас не может быть полной луны, месяц идет на убыль.

— Ладно, Жан, достал своими телегами, пошли выясним, как обстоят дела с проходом…

— Мне не надо ничего выяснять, — проговорил Жан, успокаиваясь, — я в списке…

Но сегодня Жану будет не очень весело. Он отколется от своей компании непривычно рано и отправится домой. И ляжет спать. И увидит во сне башню, громадную Спиральную Башню, стоящую в центре мира, и увидит Сумрак, окутавший ее…

Нина Максимовна возвращалась из института в свою одинокую и не очень уютную квартиру незамужней женщины. Нина Максимовна никогда не торопилась домой, если только не было какого-нибудь телевизионного сериала. Она шла от института пешком, пока не уставала, и потом проезжала одну или две остановки на метро. Сейчас ноги вынесли Нину Максимовну на Красную площадь. Она шла по той стороне, где находились витрины ГУМа, убранные к Рождеству, но ее не радовало красивое и яркое изобилие в наряженных, расцвеченных окнах старинного здания.

«Стервец, — думала Нина Максимовна, — маленький стервец! Все же убежал… Нет, эта Рита — полная дура; видимо, Ирочка не так проста… Видимо, каким-то образом она предупредила мальчишку! Иначе с чего бы ему убегать, не дождавшись своего Кима?»

А потом Нина Максимовна остановилась как вкопанная, не веря своим глазам. Она беспомощно посмотрела по сторонам, словно ища поддержки у прохожих, и снова повернулась к… этому.

— Что со мной такое? — прошептала Нина Максимовна. — Это что — обморок?.. Сердце?

Сейчас на месте Мавзолея Ленина, под стенами древнего Кремля, на таком знакомом с детства месте, где принимались все военные парады и все многочисленные, окрашенные в красное, торжественные и веселые советские праздники, находилось нечто, гораздо более древнее, чем Кремль. Не было больше Мавзолея вождя мирового пролетариата. Не было вовсе, и на его месте в холодном свечении камня спал Сфинкс, его пустые каменные глаза смотрели дальше границ Москвы, дальше огней городов и летящих в небе самолетов, за границы снега и ночи. Они созерцали Вечность.

— Мне плохо! — вскрикнула Нина Максимовна сорванным и неожиданно писклявым голосом.

Кто-то из прохожих остановился. Послышались голоса:

— Женщине дурно…

— Вызовите врача. Позвоните в «скорую»…

Но так же внезапно все прошло.

— Нет, нет, спасибо, — проговорила Нина Максимовна, — все в порядке…

Кто-то недоуменно пожал плечами, и нарушившийся было ритм улицы стал прежним.

Нина Максимовна с опаской повернула голову. Мавзолей стоял на месте.

— Стервец маленький! — желчно выдавила Нина Максимовна и отправилась домой. И ее поглотила ночь.

Но не только несчастный фотограф Жан и несчастная женщина Нина Максимовна увидели нечто невообразимое, странное в этот момент, от чего, будем откровенны, прилично попахивало безумием. Множество людей, боясь сознаться в том себе и своим близким, видели, будто бы в полусне, очертания золотокожих великанов, прошедших по Москве, словно это были сказочные древние легионы, уходящие в свою последнюю битву, и видели, как луна, чужая, незнакомая луна, оставляющая в небе кровавый след, освещала башню. Громадную Спиральную Башню, выступившую из тела ночи и повисшую над Москвой как знак великих космических катастроф, еще иногда случающихся в этом мире.