Жорж Сименон - Похороны месье Буве

Я ждал, пока он дойдет до существа дела, а сам молчал. Любопытно, что иногда был слышен еще и другой голос, женский: по всей видимости, это была миссис Марш, которая и убедила его рискнуть и позвонить мне.

Не стану передавать вам все детали по телефону и надеюсь, вы разрешите встретиться с вами завтра.

Первейшей его заботой было разведать ваши намерения. «Это, — сказал он, — жутко трудное дело, которое может доставить нам работенки и головной боли не на один год. Бог знает сколько еще человек в ближайшие дни или недели предъявят какие-нибудь иски Сэмюэлу Маршу или Ламбло, а может быть, он носил и еще какие-нибудь имена, которые нам неизвестны. Не лучше ли для обеих наиболее заинтересованных участниц держать постоянную связь?»

Вы поняли? Ему хочется, чтобы мы не оспаривали законность брака. Он уже связывался с коллегой из Панамы, узнал, что брак был заключен там, и, стало быть, по панамским законам.

Я его никак не обнадеживал. Но в конце разговора любезно сообщил то, о чем только что узнала полиция, а именно — что тот, кого называли Сэмюэл Марш, обвинялся в убийстве и разыскивался полицией еще в тысяча восемьсот девяносто седьмом году. У телефона, наверное, была вторая трубка, потому что я услышал женский вскрик. Вот и все. Вы меня слушаете?

— Да. Я думаю об этой женщине, о ее дочери.

— И что вы об этом думаете?

— Что между ними развернется жестокая баталия. Как по-вашему?

— Вероятнее всего. Что ж, желаю доброй ночи. У вас в квартале так же льет, как тут у меня?

— Служанка только что сказала, что внизу закупорилась какая-то труба и во дворе целое наводнение.

— Доброй ночи…

— Доброй ночи…

Когда Париж проснулся, дождь кончился, а безмятежное небо было еще голубее, чем в предшествующие дни. С крыш капало. Тротуары высыхали пятнами. Вода в Сене помутнела, течение усилилось, и от плывущих барж расходились длинные усы.

— Завтра утром мы уезжаем, — объявил Сардо, проходя мимо каморки и держа под мышкой сверток с завтраком. — А вечером я уже буду купаться в море.

Консьержка уложила Фердинанда спать и принялась драить порог, ставший совсем грязным после недавнего ливня. Думала ли она о месье Буве? Или ни о чем не думала?

Уже перевалило за восемь часов. Люди потянулись на работу, одни за другими поднимались ставни лавок.

Вот и продавец музыкальных инструментов открыл свой магазинчик, как раз когда на пороге убиралась мадам Жанна, и она на минутку отвлеклась, чтобы обсудить вчерашнюю грозу.

— Молния била прямо в наш квартал. Не натворила бы она бед!

Он собирался ответить, как вдруг заметил, что она внимательно смотрит на кого-то, кто стоит через дорогу на набережной.

И вдруг она устремилась прямо туда, крича на ходу:

— Позовите полицию!

Продавец музыкальных инструментов так и застыл от изумления, увидев, что она бросается на прохожего и хватает его за руки.

— Полиция! — кричала она на всю улицу. — Быстрее!

Незнакомец, на которого она напала, был одет в серый костюм неопределенного покроя и коричневую шляпу, вид у него был самый бесцветный.

— Подождите, прошу вас, — говорил он, пытаясь высвободиться, но не вырываясь силой. — Я не собираюсь убегать и не буду с вами драться.

— Я вспомнила, вспомнила! Знаю, кто вы такой. Вы немец!

Это слово она выкрикнула изо всех сил, привлекая внимание двух-трех прохожих, которые могли ее услышать. Она вцепилась в этого человека мертвой хваткой, попытайся он бежать, она бы его не выпустила, даже если бы он поволок ее по тротуару.

— Это немец! Нацист поганый! — все повторяла она. — Он приходил сюда, когда еще была война, все выспрашивал меня насчет месье Буве и хотел его арестовать.

Продавец музыкальных инструментов нашел полицейского только у самого моста, и тот подошел быстрым широким шагом.

— Скорее, скорее! Эти люди на все способны. Он нацист! Это он приходил, когда еще была война, арестовать одного из моих жильцов.

Незнакомец, казалось, был смущен, но спокоен. Когда она ослабила хватку, он отряхнул пиджак и поправил галстук.

— Документы у вас есть? — строго поинтересовался страж порядка.

Вокруг них собирались другие прохожие, и теперь на набережной столпилось человек десять-двенадцать.

— Я покажу вам их в комиссариате, если вам угодно.

— Слыхали, какой у него акцент? Я уверена, что не ошиблась. В то время волосы у него были острижены почти наголо.

Полицейский приподнял шляпу незнакомца, и тот рассмеялся: на голове его не осталось ни волоска.