Жорж Сименон - Безнаказанное преступление. Сестры Лакруа

— Ужинать будем? — спросила она будничным голосом, открывая дверь в кухню.

— Подождем мсье Мишеля. Он должен скоро прийти.

Эли стоял на лестнице и не решался спуститься, раздумывая, не сказаться ли ему больным и не лечь ли в постель. Возможно, он так и сделал бы, если бы не промозглый холод в его комнате.

Услышав, как в замочной скважине поворачивается ключ, он быстро направился в столовую, где мадемуазель Лола уже сидела на своем месте, выкладывая съестные припасы из жестяной коробки.

Он молча поприветствовал ее и отправился за своей коробкой; проходя мимо Луизы, он даже не взглянул на нее.

— Садимся за стол, дети мои. Я слышу, что мсье Мишель уже вернулся.

Она как раз жарила картофель для румына, и жир брызгал на огонь, наполняя кухню голубым дымом.

— Чего ты ждешь, Луиза?

— Ничего.

Она отправилась вслед за Эли, села за стол, и когда он отважился поднять на нее глаза, то был удивлен, разочарован, увидев ее такой же, как всегда.

Она не обращала на него внимания. Похоже, она не знала, что он их видел.

Ему лишь показалось, что ее губы стали чуть ярче, чем обычно, а взгляд — оживленнее. Никто другой не заметил бы разницы, настолько она была незначительной, к тому же ее можно было отнести на счет дождя и холода.

— Мсье Стан еще не спустился?

— Уже бегу, мадам! — отозвался тот с лестницы.

Всегда требовалось какое-то время, пока каждый не усаживался на место, разложив перед собой свою еду. Мишель сел за стол последним, и Эли показалось, что, в отличие от Луизы, он искал его взгляда, в то время как едва заметная улыбка играла на его губах, чувственных, как губы женщины.

Мадам Ланж, подававшая ему ужин, спросила:

— Надеюсь, вы больше никуда не пойдете в такую погоду?

Он посмотрел на Эли, как обычно ожидая перевода, но тот забыл о своей роли, рассеянно глядя перед собой.

— Извините! — пробормотал он, увидев, что все взгляды устремлены на него. — Что вы сказали, мадам Ланж?

— Я надеюсь, что он больше никуда не пойдет сегодня вечером. Мне не хочется проводить Рождество за лечением ваших простуд.

Он перевел, заметил веселые искорки в черных глазах румына.

— Нет, я больше никуда не пойду, — весело ответил он.

Эли не пришлось переводить, мадам Ланж поняла его ответ по интонациям голоса и выражению лица. Ему показалось, что Луиза тоже еле сдерживает улыбку.

На протяжении ужина он был единственным, кто понимал их игру. Они избегали разговаривать друг с другом. В сущности, говорила одна мадемуазель Лола, рассказывая, поскольку речь зашла о Рождестве, как отмечают этот праздник у нее на родине в горах.

Иногда, словно невзначай, взгляды Мишеля и Луизы встречались. Они запрещали себе смотреть друг на друга, и их взгляды скользили дальше, словно быстрые птицы, в то время как на лице румына читалось выражение едва скрываемой, почти детской радости, и он торопливо склонялся над своей тарелкой.

Лицо девушки менялось более неуловимо, почти незаметно, и это была не вспышка радости, а нечто, больше похожее на спокойное удовольствие.

Она словно стала более зрелой, готовой наполниться новыми чувствами.

— И что же вы едите, когда возвращаетесь с ночной мессы?

Мадемуазель Лола начала перечислять традиционные блюда своей страны, в то время как Эли пил свой чай, а Мишель, как ему казалось, бросал на него укоризненные взгляды.

В доме, как и в природе, были свои сезоны, которые Эли научился распознавать. Например, каждый год, в первый раз с приближением Рождества, когда из школы доносились праздничные песнопения, а затем во второй раз в начале поста мадам Ланж переживала периоды благочестия.

Вместо того чтобы, как обычно, ограничиться воскресной мессой без песнопения, она каждое утро отправлялась на шестичасовую мессу, а во второй половине дня вновь возвращалась в церковь для вечернего богослужения.

Эли, у которого был очень чуткий сон, часто слышал, как без двадцати шесть утра на третьем этаже раздается трезвон ее будильника. Почти в это же время колокола церкви, крыша которой виднелась за школой напротив, в первый раз звонили к мессе. Чуть позже хозяйка осторожно спускалась по лестнице, держа туфли в руках, с завидным постоянством наступая на одну и ту же скрипящую ступеньку.

Эли лежал с открытыми глазами в темноте, слушая, как бьется пульс дома, и после нескольких минут неподвижной тишины ему начинало казаться, что он различает дыхание людей, спящих в своих комнатах, и поскрипывание кровати, когда кто-то переворачивался на другой бок.